Викинг поднял руку, прервав коллегу. Подняв бокал, словно парус, к ним с напором тихоокеанского лайнера направлялась Сусанна Шильц.

– Викинг, – воскликнула она и крепко обняла его, так что ножка бокала стукнулась о его затылок. – Я так соболезную тебе, так сочувствую. Карин была потрясающая женщина, просто уникальная. Какую прекрасную речь ты произнес, просто великолепную.

Он пробормотал в ответ какие-то слова благодарности, Роланд деликатно отступил в сторону.

– Нет, подожди, – сказала Сусанна, хватая его коллегу за руку выше локтя. – Я хотела поговорить с вами обоими.

– Можно я угадаю? – усмехнулся Викинг. – Ты делаешь подкаст?

– True crime, – ответила она. – Сейчас это на гребне популярности.

– Нам пока ничего не известно о теле, найденном на болоте, – солгал Роланд.

Сусанна допила вино и покачала головой.

– Нет-нет, – ответила она. – Я имела в виду ограбление в Калтисе. В следующем году будет шестьдесят лет, такой юбилей привлечет к себе всеобщее внимание. Сами знаете, каковы закoны моей профессии – надо быть впереди всех.

Викингу показалось странным называть годовщину давнегo ограбления юбилеем, но он предпочел промолчать. К тому же Сусанна явно не была впереди всех. Вот уже пятьдесят девять лет ограбление в Калтисе полоскали в книгах, журналах и радиопередачах.

– Меня тогда еще на свете не было, – сказал Роланд, – так что даже не знаю, чем я могу помочь.

Сусанна повернулась к Викингу.

– Мне было две недели от роду, – сказал он, – так что я тоже не знаю, что…

– Но ведь твой папа вел следствие.

– Не с самого начала. Сперва им руководил шеф полиции Мессауре, Бергстрём, кажется…

– Ну вот видишь, у тебя уже куча фактов!

Викинг оглядел толпу, ища глазами Алису, помахал ей рукой, чтобы она подошла.

– Я немного устал, – проговорил он, когда она подошла к ним, и обнял ее за плечи. – Как ты считаешь, может, уже заканчивать мероприятие?

– Тебе виднее, – ответила она.

В эту минуту Сив Юханссон постучала вилкой по бокалу и поднялась, сжимая в руке носовой платок. Гул голосов стал стихать и затих.

– Карин была моей лучшей подругой, – надтреснутым голосом произнесла она. – С девятнадцати лет я каждый день разговаривала с Карин. Каждый день, всю жизнь. О детях, о работе, о жизни. Теперь стало так тихо. Ее голос больше не звучит, но я все равно скажу. Не знаю, слышно ли меня там, наверху, но я попробую.

Она вытерла глаза, слегка покачнулась. Викинг знал, что Сив любит выпить.

– Она приехала в Мессауре помощницей повара, когда я работала там секретаршей в пасторской канцелярии. Мы были отличной компанией. Карин держалась очень скромно, но все ее очень любили. С нами были Ингвар и Бертиль и… как бишь ее звали?

На мгновение она замолчала, погрузившись в воспоминания. Поправила завитые локоны. Викинг не сводил глаз со старушки – какая же она хрупкая. Вероятно, она все же не совсем в себе.

– Карин и Калле пели вместе, – продолжала она, – под оркестр в Народном доме и на Кальуддене по субботам…

Она закрыла глаза, взяла ноту. Начала петь, слабо и немного фальшиво, о том, как в саду не слышны даже шорохи. Викинг узнал эту песню, ее часто пела мама Карин. В ней говорилось о Москве. Влюбленная пара гуляла ночью по берегу Москвы-реки.

Викинг встретился глазами с Алисой, она чуть заметно улыбнулась. Сив пела дальше – о том, как речка движется и не движется, вся из лунного серебра. Народ начал шептаться и шуршать салфетками, но Сив ничего не замечала. Голос не слушался, она все меньше попадала в ноты, но не сдавалась. Пела наобум о том, что надо не забыть эти тихие вечера. Все переговаривались, кто-то громко откашлялся.