Когда забрезжил рассвет, Филип вместе с другими монахами встал и отправился в церковь на заутреню. Зайдя в трапезную, он намеревался позавтракать, но Милиус перехватил его и незаметно поманил на кухню. Нервы Филипа были напряжены. Должно быть, гонец уже вернулся. Как скоро! Наверное, он сразу же получил ответ и еще вчера пустился в обратный путь. Даже если так, все равно странно. Едва ли в монастырской конюшне есть хоть одна лошадь, способная с такой скоростью совершить это путешествие. Но каков же ответ?

Но на кухне его поджидал не гонец, а сам архидиакон Уолеран Бигод.

Изумленный Филип уставился на него. Худой, в черном архидиаконском облачении, тот сидел на табуретке, словно ворон на старом пне. Кончик длинного носа покраснел от холода. Чаша горячего вина согревала его белые костлявые руки.

– Хорошо, что ты приехал! – выпалил Филип.

– Я рад, что ты написал мне, – невозмутимо сказал Уолеран.

– Это правда? – нетерпеливо спросил Филип. – Епископ назначит Осберта?

Уолеран поднял руку:

– Я разберусь. Катберт как раз рассказывает мне о вчерашних событиях.

Филип постарался не показывать, что разочарован, не получив прямого ответа. Он изучал лицо архидиакона, пытаясь прочитать его мысли. Определенно у Уолерана были собственные планы, но что это за планы, догадаться он не мог.

Катберт, которого Филип сначала не заметил, сидел у огня, макая черствый хлеб в пиво, чтобы размочить его для своих старых зубов, и излагал подробности вчерашней службы. Филип нервно ерзал, пытаясь угадать цель визита Уолерана. Он взял было кусочек хлеба, который оказался слишком черствым, затем, чтобы хоть чем-то занять руки, выпил несколько глотков разбавленного пива.

– Таким образом, – подвел наконец черту Катберт, – единственное, что нам оставалось, – это выяснить действительные намерения епископа. К счастью, Филип решился воспользоваться своим знакомством с тобой, и мы направили тебе письмо.

– Ну, теперь ты можешь ответить на наш вопрос? – нетерпеливо спросил Филип.

– Да, могу. – Уолеран поставил чашу, так и не отведав вина. – Епископ хотел бы, чтобы его сын стал приором Кингсбриджа.

У Филипа замерло сердце.

– Значит, Ремигиус сказал правду.

– Однако, – продолжал Уолеран, – епископ не хочет ссориться с монахами.

Филип нахмурился. Это было весьма похоже на то, что предсказывал Ремигиус, но что-то здесь все-таки не так.

– Но ведь ты проделал весь этот путь не для того, чтобы сказать нам это.

Уолеран с уважением взглянул на Филипа, и тот понял, что его догадка верна.

– Да, – произнес архидиакон. – Епископ поручил мне изучить настроение монахов. И уполномочил меня сделать назначение от его имени. Епископская печать при мне, и я вправе написать указ о назначении, который станет официальным, обязательным для выполнения документом.

Филип обдумывал услышанное. Уолеран был уполномочен издать указ о назначении и скрепить его епископской печатью. Это означало, что решение вопроса о новом приоре епископ отдал в руки Уолерана, который сейчас говорил от его имени.

Филип глубоко вздохнул и сказал:

– Ты согласен с тем, что только что говорил Катберт: назначение Осберта вызовет ссору, которой епископ хотел бы избежать?

– Да, я это понимаю, – ответил Уолеран.

– Значит, ты не назначишь Осберта?

– Нет.

Этому известию монахи будут так рады, что с готовностью проголосуют за любого, кого только предложит Уолеран.

– Тогда кого же?

– Тебя… – сказал архидиакон, – или Ремигиуса.

– Способности Ремигиуса управлять монастырем…

– Я знаю его способности, – перебил Филипа Уолеран, снова подняв свою белую руку, – и твои тоже. Я знаю, кто из вас мог бы стать лучшим приором. – Он замолчал на время. – Но дело не в этом.