Нед поцеловал ее. Она горячо ответила на поцелуй. Что бы ни произошло, он по-прежнему любит ее, и в тот миг ничто иное Марджери не заботило. Она боялась, что Нед забудет ее за год разлуки, после всех соблазнов Кале. Боялась, что он повстречает разбитных французских девиц, куда более искушенных и искусных в любви, чем простушка Мардж Фицджеральд из Кингсбриджа. Но Нед ничего не забыл, судя по тому, как он обнимал ее, как целовал, как ласкал. Сама не своя от счастья, она обхватила ладонями его голову, раскрыла губы навстречу его языку и прижалась к нему всем телом.

Он лег на нее сверху. Она была готова раскрыть перед ним свое тело и позволить ему забрать ее девичество, но тут кое-что случилось. Послышался стук, как если бы Нед в темноте задел за что-то ногою; потом словно рухнула на пол деревянная панель, а потом Марджери вдруг начала различать очертания печного зева.

Они оба перепугались, тут же бросили свою возню и уставились наверх. Задняя часть печи просто-напросто обвалилась. За рухнувшей стенкой находилось другое, тускло освещенное помещение. Марджери затрепетала, сообразив, что в этом помещении могли быть люди, способные заметить, чем они с Недом только что занимались. Девушка села на пол и осторожно выглянула наружу.

Никого. Марджери разглядела бойницу, сквозь которую в помещение проникал солнечный свет. Выходит, узкое пространство за старой печью почему-то заделали при строительстве нового дома. Дверей нет, попасть туда можно было лишь через печь. На полу валялась деревянная панель, скрывавшая проход и не устоявшая, когда разгорячившийся Нед пихнул ее ногой. Слышались чьи-то голоса, но они доносились снаружи, со двора. Марджери облегченно вздохнула – никто их не видел, никто ничего не заподозрил.

Девушка выбралась из печи и выпрямилась в полный рост. Нед последовал за ней. Какое-то время они оглядывались по сторонам, а затем Нед сказал:

– Мы могли бы остаться тут навсегда.

Эти слова вернули Марджери к действительности, и она поняла, насколько близка была к тому, чтобы совершить смертный грех. Плотское желание едва не возобладало над ее знаниями о благе и скверне. Что ж, ей повезло…

Она намеревалась заманить Неда в тайник, чтобы поговорить, а не чтобы целоваться.

– Нед, меня заставляют идти замуж за Барта. Что мы с тобой будем делать?

– Не знаю, – честно ответил Нед.

Ролло заметил, что Суизин изрядно пьян. Граф полулежал в большом кресле перед сценой, сжимая в правой руке кубок. Молодая подавальщица подлила ему вина, а он внезапно схватил ее за грудь своей увечной левой рукой. Девушка испуганно вскрикнула и отшатнулась, пролив вино, а Суизин расхохотался.

На сцену вышел актер и стал читать пролог. В прологе объяснялось, что, дабы показать историю воздаяния, сперва следует поведать о грехе; это необходимо, и потому у зрителей, которых подобное может оскорбить, заранее просят прощения.

Ролло увидел, как в залу прокралась его сестрица Марджери заодно с Недом Уиллардом, и сердито нахмурился. Эти двое воспользовались игрой в «Поймай оленя», чтобы уединиться, и наверняка устроили – или надумали устроить – что-нибудь неподобающее.

Юноша не понимал свою сестру. К вопросам веры она относилась чрезвычайно серьезно, однако всегда отличалась склонностью к своеволию. Как такое возможно? Для Ролло сама суть веры состояла в подчинении и послушании. Вот в чем главная беда протестантов: они думают, будто у них есть право решать самостоятельно. Но Марджери ведь истовая католичка.

На сцене появился актер, изображавший Неверность, о чем свидетельствовал огромный гульфик. Он подмигивал, вещал, прикрывая рот ладонью, и постоянно оглядывался, как бы удостоверяясь, что его не подслушивают прочие действующие лица пьесы. Зрители засмеялись, узнавая в этой фигуре преувеличенный, но хорошо знакомый образ.