– А кто сжег?

– Уголовные из ссыльных, больше некому, – убежденно сказал Булевский. – Однако доказать не получилось.

– Странно, Александр Константинович ничего мне не сказал.

– Миллер? – догадался пристав. – Да вы, верно, торопились. На пароход. Так?

– Так. Беседа, вы правы, получилась короткой.

– Вот он и не успел. Решение о переносе местоположения властей принято еще в прошлом году. Формальности оказались долгие, но к осени закончим. Вот.

Лыков кивнул:

– Хорошо, это я понял. Но мне все равно надо попасть в Туруханск. Ведь Силин с приятелями бежали оттуда?

– Так точно.

– Я должен изучить обстоятельства побега на месте. Поедете со мной для дачи разъяснений. Как же так вышло, Лев Фердинандович?

– Не моя вина, ваше высокоблагородие! В округе уголовных ссыльных пруд пруди, скоро будет больше, чем коренного населения. Я докладывал, что больше нельзя, надзор будет невозможным, и вот… А рука руку моет. Уряднику сказали, что ушли на работы в Гольчиху и Дудинское, пароходы разгружать. Нужны заработки, мы понимаем… Административно-ссыльные получают от казны ежемесячно пятнадцать рублей, на них еще кое-как, но можно жить. А ссыльнопоселенцам ничего не полагается. Им хоть с голоду помирай. И губернское начальство по нашим ходатайствам разрешило отпускать таких на заработки в пределах округа.

– Как сбежали Африканец с товарищами? Могли они сесть в Енисейском заливе на пароход и уплыть в Европу?

– Никак нет. Проведенным дознанием точный маршрут выяснить не удалось. Молчат, как омули! Никто ничего не знает. Однако побег на иностранном пароходе практически неосуществим. Капитан знает, что это нарушение закона, – для чего ему рисковать? Денег у голодранцев нет, люди они беспокойные… Считаю такой маршрут невозможным[11].

– Значит, уголовные бежали вверх по реке? – недоверчиво спросил Лыков. – Но как они сумели преодолеть кордоны?

– Об этом следует спросить караульных, – зло парировал надворный советник. – У меня, ваше высокоблагородие, под управлением земли с пол-Европы. Разве за всеми углядишь? Штаты смешно сказать какие. Оклады жалованья еще смешнее. Чего они там, в Петербурге, хотят? Приехали бы да сели на мое место, а я бы посмотрел, как они управятся!

Было ясно, что «они» для Булевского – это в том числе и Лыков.

– Отложим разговор, – примирительно сказал командированный. – Но в Туруханске продолжим его. Я должен дать отчет товарищу министра генералу Курлову. Если считаете себя невиновным, дайте аргументы. Настоящие, а не про пол-Европы.

Алексей Николаевич не собирался куковать у черта на куличках. Провести быстрое дознание – дело двух дней. Дольше пароход задерживать нельзя, а подниматься по течению до Красноярска в собачьей упряжке сыщик не собирался. Он велел Булевскому сообщить капитану «Мономаха», что отплытие назад состоится по решению коллежского советника. Требование являлось незаконным, но в Сибири проходило и не такое.

Быстро вымывшись в бане и пообедав, питерец вернулся на судно. Его уже ждали и тут же снялись с якоря. Пристав сопровождал столичное начальство и покрикивал на капитана и матросов. Действительно, тут он был царь и бог…

Монастырское находилось на правом берегу Енисея, а Турухан впадал в него слева. Пароход развернулся против сильного течения и зашел в устье притока. В Енисей с другой стороны впадала Нижняя Тунгуска, и ширина реки достигала шести верст, поэтому маневр не составил затруднений. Как только вошли в Турухан, пароход резко сбавил ход. Подниматься не спускаться… Кроме того, речка оказалась засоренной карчами, «Мономах» принялся лавировать. На носу стоял боцман и лотом замерял глубину, сообщая данные на мостик.