– За меня не беспокойтесь, – улыбнувшись, добавила я, – кулон я обработаю особым раствором, превращу в серебряный.

Мы немного помолчали. Мне было приятно сидеть под холодным небом на пахнущих сырой свежестью деревянных скамьях – рядом с Громом.

– Задание понятно? – пошевелившись, спросил Гром.

– Понятно, – кивнула я, – кроме меня, поисками никто не занимается?

– Нет, конечно, – ответил Гром, – не беспокойся – никакой сумятицы и неразберихи не будет. Задание твое и только твое. И ты с ним справишься – ты ведь лучший агент в нашем ведомстве.

– Служу России! – по привычке ответила я. Официальный разговор был уже закончен, и я, при всем своем уважении и любви к Грому, едва могла продолжать отвечать на вопросы – в моей голове кружились сотни вариантов и домыслов относительно нового задания. Я уже начала свою работу.

Гром прекрасно понимал это.

– Можешь быть свободна, – сказал он и добавил негромко: – Удачи, Юля.

– Служ… До свидания, Андрей Леонидович.

Я спустилась с трибун и направилась к своей машине, а Гром остался сидеть. Когда я обернулась, прежде чем покинуть территорию стадиона, он закуривал очередную сигарету.

Пространство за окном казалось сконструированным из кусочков стекла и готово было разлететься в осколки от малейшего толчка.

Сергей открыл глаза и посмотрел на часы на стене. Было всего только – половина седьмого утра.

Он рывком сел на кровати и тут же ощутил, что, укладываясь спать, не снял ни плаща, ни даже ботинок.

Под столом валялись две опорожненные бутылки водки. Стакан был разбит. Сергей нахмурился, но так и не смог вспомнить тот момент, когда он разбил стакан.

Начинала болеть голова. Сергей провел ладонями ото лба к затылку, как будто зачесывал волосы назад – и боль тут же сползла куда-то в основание шеи, а потом исчезла совсем.

– Что теперь? – спросил Сергей у пустой квадратной комнаты.

Он поднялся и прошел в ванную. Напился из-под крана и закурил, усевшись на край ванны.

«Свете я уже не нужен, – мысли сменяли одна другую, – матери… Когда я понял, что с ней случилось, понял и то, что жить с ней уже не смогу… В сущности, это ведь я виноват в том, что… осталось матери вместо меня… Тогда что меня удерживает в этом городе?»

Сергей докурил сигарету и затушил окурок в раковине. Он заглянул в пачку – это была его последняя сигарета. Денег у него не было уже несколько дней, а документов – вовсе, но это его мало беспокоило. Вчера вечером, когда он выходил из гостиницы в город, тетенька-ларечница дала ему те сигареты, которые он у нее попросил, и, конечно, не вспомнила потом ни о деньгах, ни о самом Сергее.

Примерно так же он устроился и в гостиницу – спросил у портье, какая комната свободна и, получив ответ, предупредил, что будет там жить.

Портье тут же передал ему ключи, и Сергей, абсолютно уверенный в том, что никто его не побеспокоит, поднялся в свой номер.

Позже воздействовать гипнозом пришлось и на дежурную по этажу, и на горничную. Сергей знал, что держать в повиновении многих людей сразу он не сможет, поэтому еще вчера принял решение покинуть гостиницу.

Он поднялся, вышел из номера, закрыл его на ключ, а ключ, спустившись на первый этаж, отдал портье.

Потом вышел на улицу.

Тетенька-ларечница, услышав за собой стук хлопнувшей двери, обернулась к нему от своего прилавка.

– «Космоса» две пачки, – проговорил Сергей, когда встретился с ней глазами.

Спустя тридцать секунд, он уже быстро шел через улицу к черневшей подворотне. Одна пачка сигарет лежала у него в кармане плаща, а другую он терзал худыми пальцами, срывая целлофановую оболочку.