меня и маму с дедом.
Чтобы подруги и друзья.
И много снежных горок.
Чтоб снеговик был у меня
весёлый, как котёнок…
Дед улыбается, смахнув
слезу с седой щетины.
А в небе… закружились вдруг
гигантские снежины.
Сельскохозяйственное
Красню́ нашкодившие помидоры:
«С фитофторой якшаться, садовые,
Несалатно и нетоматно. Воры
Эти фито-фирусы фитофторовые!»
Вагончик-гусеница на дельтаплане ветки —
Finita-пируэт вдоль небоскрёба-груши.
Мрачна́ её карма! Сандалии моей комета
Уничтожает царевну-листогрызушу!
А вот тыкву-золушку изнежу барски
В компост-гипюре навозной пыли.
А ещё мне нравится тарабарский
Росчерк аллаха на коже дыни.
Теплы́нник-полюшко наискосок…
Косяками шмеля объеденный,
Взращивает свой тоненький колосок
На прогалине мёд-медве́девой.
И солнца белые эполеты
Жгут плечо сквозь загар-помаду.
Отдайте – визу вздорного лета
Дождям Оранжевого Листопада!
«Предположим, вы – троллейбус…»
Предположим, вы – троллейбус.
Или даже: вы – автобус.
Да и ма-аленькой ма-фын-кой
Тоже быть ужасно классно!
И нестись, хлебнув бензина!
Грязью брызгаясь в прохожих!
И пибикалкой пибикать:
– Ща тут всех позадавлю!
Хитрый кот
В кустах есть зверь, и он – пушист,
глаза блестят в листве.
Я слушаю, как он шуршит.
– А ну! Иди ко мне!
Таится. Мамочкин совет
мне – угостить его.
В просвет ветвей кидаю хлеб,
а надо – молоко.
Тогда кричу я:
– Мо-о-ко!
Ко мне! Зве-ю-га! Пить!
В ответ – молчок. Понять легко.
Боится, стало быть.
А я звеюгу не боюсь!
Ни пасти, ни когтей!
И маленькими ножками
и ловкими ладошками
топчу я к зверю – дверь.
Вольтаклюревый упец
Заскарде́ли в чистом поле
Педротра́вные цветы.
Уезжаю в Педротро́лье
От кавы́лдры-суеты.
Чу-чу-тра́м завыли дёмны.
Закурлыкали, ярясь.
Педрока́рдоворот томный
В глубине тулды́чит слась.
Но тарлы́ки-увенклю́и,
В перламу́торной тиши
Казата́тора ревнуя,
Навострили мурмыши́.
Взвейся, ма́вон педрокры́лый,
С мавомо́нчиком в суме,
Бы́лься, кра́морное рыло,
Картора́рвом, как во сне.
Раскуси́сь, варча́жья сила,
Распузы́чься наконец.
Вот он, закусив удила,
Вольтаклю́ревый упе́ц!
Олбодра́лись, фарисеи!
Распузы́чили тузе́ц!
Слава, слава, пермонзе́льный
Вольтаклю́ревый упе́ц!
В Педротро́лье суперкайфно
Завело́ся, как во старь:
Турлыки́ надели «Райфл»,
Взычь запу́пилась печаль.
Сю́сь-Насю́сия, увенклю́йка
Сюсь-Насюсия явилась,
Негой томною полна.
В Казата́тора влюбилась
Необычнейше она.
Но коварный Казата́тор
Крысь свою яви́л на ясь:
Сю́сь-Насю́сию покинул,
В глубине тулдыча слась.
Сю́сь-Насю́сия, решаясь
На хитрющий полумер,
Казата́тору являет
Вольтаклю́ревый пример:
«Что ж, мол, ты, козёл и немощь,
Заскарде́л, как старый дёмн?
Иль не ведаешь измены,
Возвращающей дождём?»
Но коварный Казата́тор,
Увенклю́йкой пренебря́,
Ры́лил в сторону рота́тор,
Мавомо́нчиком дымя:
«Мол, дипёпольно и вра́льно
В Педротро́лье. Грустно мне.
Солнце здесь полуподвально
И луна – наедине».
Вот такую вот грусня́ру
Наблюда́лся я, постясь. —
Не являйся! Не влюбляйся!
Не тулды́чь в глуши́не слась!
О вреде курения
А Минздрав-пэр-Педротро́лья,
мавомо́нчика лелея,
обещал всем по контролю
увенклю́я-челове́я,
проявляющего сычь.
И туды-сюды, говея,
шлялась Взычь!
Кир-пич…
кир-пич…
Насосавшись мавомо́на,
Казата́тор впал в нирвану,
пренебря́ иерихоном,
вознеся́ свои зубы́.