Ларссон много размышлял об этом, особенно после того как полиция пригласила его побеседовать. Он уверен, что этот человек очень похож на тридцатитрехлетнего подозреваемого. Восемь лет назад у него была другая стрижка, подлиннее.

Ларссон – внештатный сотрудник Searchlight, радикального лондонского журнала, который пытается проводить журналистские расследования относительно ультраправых групп в Европе и США.

Северин

Стокгольм, лето 2014 года


За стеклом в кондитерской «Кафе Нюберга» – вся классическая шведская выпечка: зеленые тортики «Принцесса», шоколадные шарики, земляничные пирожные, плюшки. Кофе немного перестоял на горелке, но все же бодрит. Публика тут смешанная, но, когда спадает утренний наплыв клиентов, вокруг меня остаются в основном немолодые мужчины. Разговор касается самых разных тем, от мировой политики до звука бьющегося стекла минувшей ночью.

Стиг тоже любил посидеть в стокгольмских кафе, послушать, о чем толкуют за соседними столиками. От его знакомых я знаю, что в кафе он встречался с теми, кто предоставлял ему информацию. Его друзья рассказывают анекдот, как Стиг описывал им одно кафе, в то время только что открытое им для себя, а затем ставшее любимым. Оно называлось «Северин» – так же звали дедушку Стига. Вернее, Стиг считал, что оно называется «Северин», пока не обнаружил, что вывеской служило слово Servering, которое обычно по-шведски означает просто «ресторан» и в котором не горели две буквы.

Дедушка Стига Северин занимал в его жизни большое место даже через много лет после смерти. Северин всегда был «красным», даже кресло-качалка в его гостиной было красного цвета. Когда родители Стига оставили его ребенком на попечение дедушки и бабушки по материнской линии, Стигу понравилось у них, хотя Северин и его супруга Текла жили очень скромно – к этому Стиг быстро привык. Их дом, может, и не был просторен, зато мальчик пользовался безграничной свободой в деревне Моглиден, недалеко от Норше во внутренней части Северной Швеции. Дома там выстроились друг за другом вдоль одной гравийной дорожки. В три года Стига отпускали одного гулять по всей деревеньке. Очень скоро он начал называть Северина «папой», а Теклу «мамой» – ведь сколько он себя помнил, он всегда жил с ними. Когда приезжали его отец Эрланд и мать Вивианне, он называл их по именам, хотя и знал, кем кто на самом деле ему приходится.

Мальчиком Стиг проводил много времени в мастерской Северина, где тот чинил соседскую газонокосилку или карбюратор. Здесь же Северин беседовал о политике с теми, кто его навещал. Стиг впитывал все, что слышал.

Северин ненавидел нацизм, а еще больше ненавидел нацистов, которые после войны надели маски и затаили порочную идеологию в сердцах. Таких было немало, они занимали высокие должности, выше, чем могли представить себе обыватели. Стиг учился на этих разговорах деда. Не так много ребят в Северной Швеции интересовались политикой, поэтому развитие маленького Ларссона считали преждевременным.

Когда ему исполнилось девять лет, его жизнь печально изменилась. Накануне осенью Северин перенес первый инфаркт и с тех пор чувствовал себя нехорошо. Доктор из Норше дал ему строгие предписания, но Северин ими пренебрегал. Прошел год, и страх перед новым инфарктом ослабел. 13 декабря 1962 года, в праздник Святой Лусии, дед Стига работал в своей мастерской. После полудня ему стало плохо, и он вынужден был прилечь на скамейке. У него стала сильнее обычного неметь рука, и он решил отправиться домой. Нужны были нечеловеческие усилия, чтобы одолеть всего несколько сот ярдов. Он и не одолел, упал лицом в снег.