Он несколько раз пробовал новое выражение на язык, бормоча его на разные лады, а старший лейтенант смотрел в окно и уже почему-то не улыбался.

– А как вы у немцев забирали жратву? – наконец вспоминал Петька.

– Да мы ее не забирали. Прямо у них ели. Тяжело было оттуда тащить.

– Ни фига себе! А как?

– Подползали через нейтралку прямо к обеду и забрасывали гранатами. Они думали, что мы в атаку пошли, и бросали окопы, а нам просто хотелось пожрать. Через полчаса они возвращались, но мы к тому времени успевали уйти. Хлеб у них был очень вкусный. В офицерских блиндажах иногда даже белый. Знаешь, еще корочка такая хрустит.

А в Пруссии роту старшего лейтенанта Одинцова прикомандировали к морской пехоте.

– Ну эти точно, как черти, – говорил он, закатывая рукав и показывая Петьке синий вытатуированный якорь. – Даже не пригибаются, когда в атаку идут. И каски снимают, чтобы немцы видели бескозырки. Ленточки на шее завяжут – и вперед, в полный рост.

– Строго-резко?

– Ну, да. У нас, говорят, на море, окопов нету. Ну и убивали их пачками. Но когда эти братишки добегали до немецких окопов, туда потом лучше не смотреть.

Петька, затаив дыхание, не сводил глаз с Одинцова.

– А чо?

– Ничего. Голыми руками фрицев на части рвали. Хуже их – только штрафники. После тех вообще пленных не бывает. В чужой окоп после их атаки спрыгнул – как на бойню попал.

Петька смотрел на Одинцова, на его руки, потом на шрам у него на лбу.

Конец ознакомительного фрагмента.