– Но, Сюзи, я надеюсь, ты не сбежала из школы? – тревожно спросил Кларенс.

– Разве что ненадолго. Просто ушла немного раньше других девочек, – ответила она, поправляя золотистые локоны и сбившуюся набок шляпку. – Понимаешь, Кларенс, – объяснила она, вдруг принимая снисходительный тон, словно говорила с ребенком, – мама уже неделю живет здесь в гостинице, и меня каждый вечер отпускают к ней вместе с другими, которые живут не в монастыре, а у родителей. Обычно я ухожу вместе с девочками и одной из сестер-монахинь, а сегодня вот убежала пораньше, чтобы повидаться с тобой.

– Но… – начал было Кларенс.

– Ах, это пустяки. Девочки знают все и помогли мне. Они выйдут через полчаса и скажут, что я только минутку назад убежала, а когда они с монахиней дойдут до гостиницы, я буду уже там, понял?

– Да, – сказал Кларенс неуверенно.

– А сейчас пошли есть мороженое, ладно? Около гостиницы такая миленькая кондитерская! Деньги у меня есть, – поспешно добавила она, видя растерянность Кларенса.

– Да и у меня есть, – сказал Кларенс, слегка краснея. – Идем!

Она выпустила его руку, чтобы оправить платье, и теперь они шли бок о бок, уже не торопясь.

– Но послушай, – продолжал он, с мужской настойчивостью возвращаясь к этой теме и спеша доказать девушке свое превосходство, – я учусь в колледже, и отец Собриенте, который знает вашу начальницу, – мой друг и многое мне разрешает. И… и… он ведь знает, что мы с тобой раньше играли вместе, и устроит так, что мы сможем видеться, когда захотим.

– Глупый ты, глупый, – сказала Сюзи. – Как можно! Ведь ты…

– Что я?

Девочка метнула в него синий луч из-под широких полей шляпы.

– Господи, да мы же теперь взрослые! – И принялась объяснять: – Знаешь, как у нас строго насчет молодых людей? Ох, Кларенс, если только заподозрят, что мы с тобой…

Еще один синий луч из-под полей шляпы завершил недоговоренную фразу.

Довольный и вместе с тем смущенный, Кларенс смотрел прямо перед собой, все гуще краснея.

– А знаешь, – продолжала Сюзи, – Мэри Роджерс, которая шла со мной в паре, подумала, что ты уже совсем взрослый мужчина и… знатный испанец! А я, – сказала она быстро, – разве не выросла? Скажи, Кларенс, – спросила она с прежним трогательным нетерпением, – правда, выросла? Ну скажи же!

– Очень, – сказал Кларенс.

– И платье, правда, на мне хорошенькое? Конечно, это не самое лучшее, у меня есть еще красивее, спереди оно все в кружевах, сверху донизу. Но ведь и это очень красивое, верно, Кларенс?

Кларенсу и платье, и его прекрасная обладательница казались совершенством, и он сказал ей об этом. Но тут Сюзи вдруг вспомнила, что на них смотрят прохожие, приняла чинный вид, опустила руки и так, держась поодаль от Кларенса, шла до самой кондитерской.

– Сядем подальше от двери, Кларенс, – сказала она таинственным шепотком, – там нас никто не увидит. И бери клубничное, лимонное и ванильное – здесь просто жуть одна!

Они уселись в глубине, где было что-то вроде беседки, как юные, но слишком разряженные и застенчивые пастушок с пастушкой. Сюзи попыталась смягчить неловкость.

– А у нас такой был переполох! – сказала она легким и непринужденным тоном. – Сменили учительницу французского языка. Девочки в нашем классе считают, что это просто стыд и срам!

И это все, что она могла ему сказать после четырехлетней разлуки. Кларенс был в отчаянии, хотя пока еще и сам не знал, о чем говорить. Наконец, поковыряв ложечкой в мороженом, он пробормотал первое, что вспомнилось:

– А ты по-прежнему любишь оладьи, Сюзи?

– Еще как! – ответила она со смехом. – Только здесь их нам не дают.