– Могу предложить вам прекрасную материю двойной ширины по четыре цента ярд, – сказал мальчик, вставая и опираясь кончиками пальцев о прилавок, как часто делали приказчики у него на глазах. – Чистая шерсть и отлично стирается, – добавил он развязно и в то же время с важностью.

– У Джексона я могу взять дешевле, – возразила девочка с бессознательным лукавством, свойственным представительницам ее пола, которые так любят торговаться.

– Ну и пожалуйста, – сказал мальчик. – А я больше не играю.

– Подумаешь! – отозвалась девочка равнодушно.

Мальчик быстро развалил прилавок; скатанное одеяло, изображавшее материю, из-за которой шел спор, упало на пол фургона. Это, видимо, подало недавнему продавцу новую мысль.

– Слушай! Давай играть в «дешевую распродажу». Понимаешь, я свалю все в кучу и стану продавать задешево.

Девочка посмотрела на него. Это предложение показалось ей слишком дерзким и в то же время заманчивым. Но она, видимо, из упрямства, отказалась и взяла свою куклу, а мальчик залез на козлы. Неудавшаяся игра была мгновенно забыта с равнодушием и легкомыслием, общим для всех зверенышей. Если бы оба могли в тот же миг улететь или ускакать в разные стороны, они сделали бы это без всяких церемоний, беззаботно, как птица или белка. А фургон все катился вперед. Мальчик увидел, как один погонщик залез в задок переднего фургона. Другой продолжал сонно шагать по пыльной дороге.

– Клаленс, – позвала девочка.

Мальчик, не поворачивая головы, отозвался:

– Тебе чего, Сюзи?

– Ты кем будешь? – спросила она.

– Кем буду? – переспросил Кларенс.

– Ну, когда вырастешь, – пояснила Сюзи.

Кларенс ответил не сразу. Он давно и твердо решил стать пиратом, беспощадным, но справедливым. Однако в то утро он прочитал в истрепанном «Путеводителе по прерии» про форт Ларами и Кита Карсона[2] и предпочел судьбу разведчика, что было гораздо доступнее и не требовало такой массы воды. Но, полагая, что Сюзи не знает, кто такие разведчики, и щадя ее самолюбие, он умолчал о том и о другом, скромно ответив, как и полагается всякому уважающему себя американскому мальчику:

– Президентом.

Верное дело, тут и объяснять ничего не нужно, и все старики, услышав такой ответ, ласково гладят тебя по головке.

– А я буду женой священника, – сказала Сюзи, – разведу кур, и все будут приносить мне подарки. Пеленки, распашонки, яблоки, яблочный соус… и патоку! И снова пеленки! И мясо, когда поросенка заколют!

Она уселась с куклой на дно фургона, спиной к нему. Ему была видна ее круглая кудрявая головка и согнутые голые коленки с ямочками, на которые она напрасно пыталась натянуть подол своей короткой юбчонки.

– А женой президента мне быть неохота, – сказала она, помолчав.

– Ты и не можешь!

– Могу, только не хочу.

– Нет, не можешь!

– Нет, могу!

– А вот и не можешь!

– Это почему?

Затрудняясь объяснить, почему, по его мнению, она не пригодна для такой роли, Кларенс решил, что молчание будет не менее уничтожающим ответом. Они долго молчали. Было жарко и пыльно. Фургон, казалось, почти не двигался. Кларенс посмотрел на дорогу сквозь полукруглое отверстие над задним бортом фургона.

Он вскочил и прошел назад.

– Я вылезу, – сказал он, перекидывая ноги через борт.

– Мама не велит, – сказала Сюзи.

Кларенс не ответил и спрыгнул на землю у самых медленно вращавшихся колес. Он мог свободно идти шагом, держась за задний борт.

– Клаленс!

Он поднял голову.

– Сними меня!

Она уже натянула капор и стояла у откидного борта, протянув ручонки, уверенная, что он ее поймает, и мальчик не мог ей отказать. Он ловко подхватил ее. Они постояли немного на месте, а фургон с грохотом удалялся, раскачиваясь из стороны в сторону, словно плыл по бурному морю. Они не двигались, пока фургон не отъехал шагов на сто, а потом в полуискреннем-полупритворном, но веселом испуге пустились бежать и нагнали его. Они сделали так несколько раз, пока не иссякли их силы и не остыл интерес, и снова не спеша побрели за фургоном, взявшись за руки. Вдруг Кларенс воскликнул: