– Если бы мы только могли постичь суть истинного благочестия, которое заключается в жалости, милосердии, единстве… – печально проговорил Малтон.

– С таким же успехом можно желать получить луну с неба, – ответил я. – Что ж, значит, в одном мы согласны: наше общество так разделилось, что это уже не прекратить, пока одна сторона полностью не раздавит другую. И сегодня мне тошно было видеть людей, которых возвысил Томас Кромвель, полагая, что они будут продвигать реформы, и которые теперь переметнулись обратно, чтобы продвигать свою карьеру: Пейджета, Ризли, Ричарда Рича… Епископ Гардинер тоже был там, взирал на происходящее с властным и грозным видом. – Я горько рассмеялся. – Я слышал, радикалы прозвали его надутым поросенком папы римского.

– Пожалуй, нам не стоит больше обсуждать такие темы, – негромко сказал мой друг.

– Пожалуй. В конце концов, в наши дни небезопасно говорить свободно – не безопаснее, чем читать что хочешь.

Раздался тихий стук в дверь. Я решил, что это Мартин: он должен был принести торт. Мне теперь уже не хотелось сладкого. Я надеялся, что управляющий не слышал наш спор.

– Войдите, – сказал я.

Это и в самом деле был Мартин, но десерт он не принес. На его лице, всегда таком бесстрастном, теперь проглядывало возмущение.

– Мастер Шардлейк, к вам пришли. Какой-то юрист. Сказал, что ему срочно нужно с вами поговорить. Я ответил, что вы ужинаете, но он настаивает, – сообщил эконом.

– Как его имя? – спросил я.

– Простите, но он не говорит. Заявил, что ему необходимо побеседовать с вами с глазу на глаз. Я провел его в кабинет.

Я взглянул на Гая. Он все еще выглядел расстроенным после нашего спора и мрачно ковырял вилкой в тарелке, но заставил себя улыбнуться и произнес:

– Тебе непременно нужно увидеться с этим джентльменом, Мэтью. Я могу подождать.

– Хорошо. Спасибо.

Я встал из-за стола и вышел в коридор. Может, и неплохо сделать перерыв, – по крайней мере, это даст моим чувствам остыть. Уже стемнело. Кого могло принести в такой час? Через окно в прихожей я увидел двух молодых парней с факелами, – по-видимому, они сопровождали таинственного посетителя и освещали ему дорогу. С ними был также и третий – слуга в темном платье и опоясанный мечом. Значит, ко мне пришел не простой человек, а некая важная персона.

Я отворил дверь и, к своему удивлению, увидел того самого молодого человека, который пристально смотрел на меня днем, во время казни: он был по-прежнему в своем скромном длинном одеянии юриста. При ближайшем рассмотрении его лицо, хотя и не красивое, обезображенное родинками на одной щеке, выражало силу характера, несмотря на молодость, а голубые глаза навыкате смотрели остро и внимательно, словно бы прощупывая меня. Он поклонился:

– Добрый вечер, сержант Шардлейк. Прошу прощения, что побеспокоил вас за ужином, но, боюсь, вопрос срочный и не терпит отлагательств.

– О чем речь? Какое-то из моих дел?

– Нет, сэр. – Незваный гость закашлялся, и я с удивлением понял, что он нервничает. – Я прибыл из Уайтхолла, от ее величества королевы Екатерины. Она просит вас о встрече.

– Просит? – удивленно переспросил я. Королевы, вообще-то, не просят, а приказывают.

– Да, сэр. Королева велела мне передать, что попала в большую беду, и умоляет вас о помощи. Она отправила меня к вам лично, не желая доверять свою просьбу бумаге. Извините, не представился. Меня зовут Уильям Сесил. Я служу на небольшой должности в Ученом совете ее величества. Так вот, сэр, вы очень нужны королеве.

Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Отодвинув стул от своего рабочего стола, я пригласил Сесила присесть напротив, а сам принес свечку и поставил ее между нами. Она освещала лицо молодого человека, и тени подчеркивали ряд из трех небольших родинок на его правой щеке.