«Мама!» – Симка рванул из маленькой комнаты через большую на кухню. И хотел толкнуть дверь, чтобы вылететь на лестницу и на двор. Но… а потом что? Так и сидеть на дворе, не решаясь вернуться в собственную квартиру? Симка замер, упершись в дверь ладонями. Сердце колотилось, как гремучий пластмассовый шарик, который в полугодовалом возрасте любил трясти Андрюшка.

Который Всегда Рядом сказал без насмешки, спокойно так: «Ну, что за паника, Зуёк? Дедушкино зеркало пошутило с внуком. Оно и с мамой раньше так шутило… наверно… Отдышись».

Симка отдышался.

Симка зажал в себе все нервы и показал крокодилу язык. А также – себе и Которому . И чуть-чуть не дал себе слово, что сейчас пойдет к зеркалу опять. Который Всегда Рядом на язык не обиделся и добродушно посоветовал:

«Да оставь ты зеркало в покое, оно малость спятило на старости лет. Лучше разберись с пнем ».

И Симка, отвернувшись от двери, посмотрел на пень.

Пень был нарисован на холсте. Такая картина без рамы. Она была прибита по краям к стене между кухонным шкафом и вешалкой. Осталась от прежних жильцов, когда мама, дядя Саша и Симка въехали сюда два года назад. Мама решила, что убирать ее не стоит – все-таки украшение, хотя и обшарпанное. Картина была, судя по всему, очень давняя. Края обмохнатились, краска местами потрескалась, потемнела. Однако все на ней было хорошо различимо. Художник («Наверно, какой-то самоучка», – сказала однажды Нора Аркадьевна) изобразил летний пейзаж – там была вырубка, окаймленная недалеким лесом, кривые березки, трава с лиловыми цветами, солнечные облака. Через траву шли две охотничьи собаки с висячими ушами – рыжая и черная. А на переднем плане торчал замшелый пень.

Может, художник и был самоучка, но пень у него получился отлично. Кривой, покрытый остатками коры и всякой порослью, он опирался на вылезшие из травы изогнутые корни. Словно сердитый сказочный осьминог попытался выбраться из-под земли и застрял. В верхней части пня виднелись два сучка с ровными срезами. Эти срезы, как два круглых глаза, с досадой и угрозой смотрели на весь белый свет. И прежде всего на Симку!

То есть днем они никак не смотрели – два сучка, вот и все. А после заката, при лампочке… Куда ни пойдешь, где ни сядешь – подземное существо следит за тобой неотрывно. Как портрет в известной повести Гоголя. Может, за этой картиной тоже скрывается тайник? А что! Вдруг купец перед революцией спрятал кубышку с золотом?!

Симка однажды поделился этими мыслями с мамой. Не следует ли отодрать холст и проверить? Ну, если не тайник там, то, может быть, дверца, как в книжке про Буратино…

Мама, однако, сказала: «Давай как-нибудь потом. А пока тебе пора на молочную кухню». И Симка пошел за спецпитанием для Андрюшки. А потом одно, другое, и мысли про тайник стали казаться чепухой. Тем более что при маме пень-осьминог следить за Симкой не решался, притворялся просто пнем. А вот сейчас – опять…

Симке вдруг подумалось, что этот пень – он, возможно, и есть источник всех страхов. Их сгусток, их сердцевина. Конечно, никакого тайника за холстом нет, но если этот холст отодрать, свернуть в трубку, засунуть за шкаф, замшелое чудовище-спрут перестанет следить за Симкой. И все страхи отомрут, развеются, угаснут… А кроме того, всякая активная работа сама по себе позволяет забыть про глупые боязни! Как ему это раньше в голову не пришло?!

И Симка занялся работой.

Из нижнего ящика в кухонном шкафу он вытащил инструменты. Молоток с гвоздодером, расхлябанные кусачки (старые, тоже еще дедушкины) и тупую стамеску. Стамеской отколупал присохшие к штукатурке края холста, очистил от краски и ржавчины головки гвоздиков. Кусачками повытягивал один гвоздик за другим (гвоздодер и не понадобился). При этом Симка старался не встречаться глазами с пнем. И страхов почти не осталось. Тем более что за открытым окном где-то играла пластинка («Говорят, родилась я недаром на излучине реки Монтанары…»), а на дворе жена дяди Миши тетя Тома ругала за что-то кота Тимофея…