– А я вас просила выполнять мои просьбы. Не забудьте, кстати, выяснить, что там с его кнопкой. Обычные граждане обнаруживают их сразу, но ваш гениальный экземпляр мог и забуксовать. А если я узнаю, что вы пустили его в архив, я вас вышлю, вы поняли?

Что-то лязгнуло – вероятно, хозяйка резко поднялась со стула.

– То есть вы хотели сказать – не выбрал ли он какую-нибудь глупость и не назвал ли ее своей кнопкой? Думаю нет, дорогая, из ваших проспектов и брошюр нормальный человек ничего понять не сможет, – тон старика становился все язвительнее.

– У вас что, по расписанию бунт? – не сдавалась хозяйка. – Положите нож, вам это не идет. Вы решили меня окончательно разозлить? Вам почти удалось. Держите папку и спрячьте. Улика возлежит у вас среди капусты.

– Это, между прочим, артишоки! А это, между прочим, спаржа! И… ах ты черт! – Раздался звон разбитого стекла. – А это было оливковое масло! Это все вы виноваты, говорили мне под руку. Ждите меня, я сейчас.

Голос Богацкого зазвучал громче, через секунду он уже ворвался в комнату, в два прыжка оказался возле Романова и пихнул ему в грудь скользкую папку. Романов чуть не выронил ее, обалдело глядя на старика. Тот держал руки перед собой, как хирург, по ним стекало что-то прозрачное – масло, сообразил Романов. Вытаращенными глазами старик показывал куда-то вниз. Романов только непонимающе пожимал плечами, пока старик не оттопырил карман большим пальцем, призывая Романова достать что-то оттуда. Романов послушно проверил карман и вытащил блестящий ключ.

«А-р-х-и-в», – беззвучно проартикулировал старик и молниеносно исчез.

– Вы тоже досадили мне! – продолжил кричать он. – Я и сам зол на вас! Я тоже имею право голоса и не даром ем свой хлеб!

– И артишоки! – презрительно добавила хозяйка.

– И артишоки! – гордо повторил старик.

– Это с какой еще стати вы злитесь?

– А с такой, что ответьте мне честно, дорогая, снос дома в Семиовражном – это дело рук администрации? Ведь памятники сами по себе не исчезают, их сносят, сносят в течение одного дня, а бумаги наверняка оформляют задним числом. Это был памятник XVIII века!

Было слышно, что старик крайне возмущен, но силы его на исходе. Он срывался на визг и тяжело дышал с присвистом.

– А это не ваше дело! Чем меньше вы будете знать, тем крепче будет ваше здоровье. Все, я больше не могу находиться в вашей пыточной, идемте в комнату и извольте сделать мне чай, – дверь опять яростно звякнула витражными вставками.

Романов не стал дожидаться встречи с хозяйкой и одним махом выпрыгнул в распахнутое окно, прижимая к себе папку.

Он вошел к себе, теперь уже с первого раза угадав правильный замок, бережно положил папку на стол и увидел, во что превратились его рубашка и джинсы – хоть сейчас кидай на сковородку и жарь до румяной корочки. Для начала он вымыл руки и хотел было сунуть промасленную одежду сразу в мусорное ведро, как вдруг вместе с мельком пронесшейся мыслью о порошке, замачиваниях и отстирываниях он вспомнил утренние упражнения Кирпичика с футболками. И сразу же строчку из памятки Александрии Петровны: «некое бытовое действие, которое вы совершаете в первый день пребывания в городе», «нелепые, несвойственные вещи», «то, что вы делаете редко». Кнопка! То, что по мнению местных запускает исполнение желания. Ну, допустим, звучит это как бред. И у него есть свое собственное решение. Но и бред тоже стоит проверить. Он открыл воду и засунул рубашку под струю. Как это вообще делается без стиральной машины: в холодной воде или в горячей?