– Зачем. Советоваться? – спросил Синклер. – Надо слать людей. Галок почтовых. Телеграф. Уходить из Красноармейска. Времени мало. Я же говорил.

– Мало не много. Канапешечку скушаешь? – спросил князь.

– Завтра тебя эмиссары. Будут кушать, – сказал Синклер.

– Эмиссары не едят людей.

– Они делают хуже.

– Слушай, Синклер, я этой твари повидал не меньше твоего, – сказал князь. – Не надо меня учить.

– Меньше, – сказал Синклер.

– Может быть, немного меньше, – сказал князь. – Но немало. Думаешь, это просто – держать столицу клана рядом с Москвой? Я бы мог переместить ее восточнее. Но это знак силы. Когда ты живешь у границы, ты вынужден быть сильным. И все мои враги это понимают. Кроме того, мои бойцы блюдут себя по строгой военной дисциплине все время, потому что иначе тут выжить невозможно. Ты слышал про зоны комфорта? Чтобы быть в тонусе, надо постоянно вырывать себя из зоны комфорта. Потому клан Петухов сгинул, когда ушел на спокойный Кавказ. История Территории может предложить тебе множество таких примеров. Так что я не понимаю, какого дьявола ты строишь тут из себя эксперта и пытаешься меня учить. Я сам тут все построил. Сам себе все подчинил. Без твоей помощи.

– Почти без нее.

– Но тем не менее, – сказал князь.

– Жить на границе врага. Хорошо. Твоя правда. Но сейчас. Это граница тайфуна, – сказал Синклер.

– И что же изменилось? – спросил князь и зевнул.

– Изменилось многое. Я видел. Московские улицы. Куклы стоят. Как в детском магазине. Из фильма. Тысячи. Терракотовая армия, – сказал Синклер.

Он аккуратно присел на стул, на который указал ему князь. Стул был жесткий и неудобный. Для своих вассалов князь оставил стулья с мягкой обивкой, а гостю выделил черт знает что.

«Указывает на мой статус. Ох, князь, умный ты, умный, а дурак, тщеславный и обидчивый. Как же мне тебя убедить?» – подумал Синклер.

– Можно подумать, раньше в Москве никогда не было эмиссаров, а сейчас неожиданно объявились, – сказал князь.

– Всегда были, – кивнул Синклер. – Но не колонны. Не шеренги. Не так много. Не так неподвижно. Они все. Смотрят на восток. И поют. Тебе не докладывали? Я удивлен. Коршун зря ест. Свой хлеб.

– Докладывались, конечно, за кого ты меня держишь? Но они и раньше пели. Они любят петь, чертовы куклы, – сказал князь.

– Теперь песня изменилась.

– С чего ты взял, Синклер? Кто вообще разберет их песни?

– Я разберу. Раньше была песня. Весеннего дня. Теперь песня. Грядущего Покоя.

– По-моему, это все просто заунывный вой, – сказал князь.

– Ты почему. Такой дурак? – спросил Синклер и осекся.

«Зря. Зря. Ошибся, черт, не сдержался. Теперь он еще больше закроется и обидится», – подумал Синклер.

Князь откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Его слегка раскосые глаза засверкали. Он сощурился и стал похож на маленького Чингисхана.

– Я не это. Имел в виду, – сказал Синклер беспомощно.

– Ничего, ничего, дружище, – сказал князь. – Я не в обиде. Ты, верно, лучше меня разбираешься в песнях этих тварей, я верю. Все лучше меня знаешь. Ты же с ними дружишь, а я просто молочу их в порошок.

Сказав это, князь поджал губы, закинул ногу на ногу и уставился в потолок.

«Пора менять тактику, – решил Синклер. – Я же давно знаю этого человека, почему я не могу его уговорить? Он властный, он любит лесть, если та по делу. Надо его похвалить».

– Я пришел. Именно к тебе. Потому что ты. Один из крупных…

– Самых крупных дураков? – с интересом спросил князь и усмехнулся.

«Конечно, тебе легко перебивать человека, который не может пять слов подряд выговорить, скотина».