— З-за что?

— Я набросился на тебя совершенно необоснованно, — он устало трет переносицу, хмурится, словно разговор ему неприятен. — И тогда на выставке, и сегодня. Ты этого не заслужила. Это все мои… — он как-то криво усмехается, — неоправданные ожидания.

— Какие у тебя могут быть неоправданные ожидания? — спрашиваю, не подумав.

— О, — тянет Стас загадочно.

Он больше ничего не говорит, но я вдруг чувствую потребность высказаться.

— Знаешь, я бы хотела, чтобы мы оставили прошлое в прошлом, Стас, — произношу твердо. — Я очень хорошо отношусь к Кире. Она не заслуживает, чтобы за ее спиной… Чтобы за ее спиной велись какие-то игры.

— Ты считаешь, что мы что-то делаем за ее спиной?

— Зачем отвечать вопросом на вопрос? Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Честно говоря, не очень, — говорит он серьезно.

— Все эти разговоры с подтекстом. Встреча на террасе. Эта поездка.

— Мне кажется, ты принимаешь все слишком близко к сердцу, Саша. Мы не сделали абсолютно ничего предосудительного. Что до этой поездки — я тебе уже сказал, мне по пути.

Его ответ вызывает во мне двойственные чувства: с одной стороны — хочется удовлетвориться этим простым ответом, с другой — не может быть Крестовский настолько прост. В отношениях со мной этот мужчина никогда не делал что-то просто так. И я не могу отделаться от мысли, что и сейчас все не так, как он пытается мне преподнести.

— Хорошо, — произношу я. — Значит, ты согласен, что будет лучше, если в будущем мы будем избегать подобного… Нам лучше не оставаться наедине.

— Ты меня боишься?

— Не боюсь.

— Тогда почему нервничаешь? И в галерее, в день нашей первой встречи, и на террасе и даже сейчас.

— Тебе кажется, — мой голос предательски дрожит, но я стараюсь взять себя в руки и продолжить. — Не стоит искать то, чего нет.

— Мне редко что-то кажется, Саша.

Я отворачиваюсь, не выдерживая его пристального взгляда.

— Я был удивлен, что ты так и не связалась с Аличе три года назад, — вдруг говорит он задумчиво. — Ты могла бы стать известным художником еще тогда. Но я бы на твоем месте, наверное, поступил также. Это гордость. Ты так не думаешь, но в чем-то мы с тобой очень похожи.

— Мы с тобой совершенно не похожи, Стас, — говорю сухо, думая о том, что единственная причина, по которой я тогда не позвонила подруге его матери, у которой была галерея в Милане, это то, что я была беременная. И первые два триместра дались мне очень и очень непросто.

Он улыбается. Глаза в темноте салона мерцают, как два драгоценных камня. И меня вдруг как обухом по голове — Лея так на него похожа… От этой мысли болезненно щемит в сердце. На мгновение я даже закрываю глаза, чтобы прийти в себя.

— Что-то беспокоит тебя, правда? — с поразительной проницательностью произносит Крестовский. — Я с нашей первой встречи в галерее все пытаюсь понять, что это может быть, но теряюсь в догадках. Три года назад мы с тобой расстались не самым лучшим образом, но ты же не думаешь, что я хочу каким-то образом тебе навредить? Пазл не складывается, Саша.

Наши глаза встречаются. В его — пытливый интерес, любопытство, что-то еще, чему сложно подобрать определение. Но не злость.

Что если рассказать ему о дочери? В прошлом я делала несколько попыток, но сейчас, когда все так запуталось, когда у него есть Кира…

Машина сворачивает ко мне во двор, плавно тормозит у подъезда.

— Спасибо, что подвез, — произношу вежливо, но в глаза смотреть не рискую — сосредотачиваюсь на точке фонаря за окном.

Стас склоняет голову.

— Доброй ночи, Александра.

Все время, пока я иду к подъезду, машина остаётся на месте, и я знаю, чувствую, что Крестовский не сводит с меня глаз. И только когда с легким щелчком дверь за мной закрывается, в ночной тишине я слышу мягкий шорох шин по асфальту.