– Это я сворачиваю? Это я-то трусиха???

– Ты! Ну не мы же с Анжелой?!

– Я что, просто передумать право не имею?

– Ну так вылезай из машины, раз передумала! Анжела, останови!

– Анжела, не останавливай! Я еще не передумала, я в процессе!..

Так мы спорим и голосим на всю машину как две базарные бабки, заглушая музыку. Это первая наша с Натали ссора за долгие годы дружбы.

Ох, не к добру это, не к добру…

– Анжела, останови! – наконец, решаюсь я. – Я передумала и возвращаюсь в Москву. Меньше знаешь, крепче спишь. Да!

– Поздно! Приехали уже!

Джип останавливается у железных ворот и освещает их фарами.

– Как, приехали??? – не верю я.

– Так, приехали! Я же сказала, когда сворачивали на проселочную. Но вы так орали, что не услышали.

– Твою ж мать….

Анжела три раза бибикает, и ворота автоматически открываются. Мы въезжаем на территорию, где нас приветствую два охранника. Слышно, как лают сторожевые собаки.

Я с ужасом понимаю, что дороги назад уже нет. Ну что ж, раз так – будь что будет.

Мы втроем выходим из машины. Анжела здоровается с охранниками и болтает с ними как со старыми приятелями.

Один из них проводит нас по вымощенной гранитной дорожке в большой дом из оцилиндрованного толстого бревна, похожий на большую старинную усадьбу девятнадцатого века.

В доме мы размещаемся в уютной гостиной, обставленной старой мебелью и слабо освещенной видавшим виды тканевым винтажным абажуром. С потолка свешиваются многочисленные пучки засушенных ароматных трав и сухоцветов. Через открытое окно из сада доносится пение сверчков.

Появляется женщина во всем черном лет пятидесяти и молча жестом приглашает нас к столу с настоящим советским самоваром. Стол сервирован на три персоны, то есть на нас.

– Здравствуй, Антонина, – здоровается с ней Анжела.

Та молча ей кивает и жестом приглашает за собой.

– Девочки, Антонина – глухонемая, – объясняет нам Анжела. – Вы садитесь за стол и пейте чай с баранками. А я пошла к бабе Евдокии. Да, и договоритесь, кто из вас пойдет после меня. И не переругайтесь тут! – грозит она нам пальцем и исчезает в темном коридоре вслед за Антониной.

Мы с Натали разливаем в чашки ягодно-травяной душистый чай из заварочного чайника и доливаем воду из горячего самовара. Сидим за столом и послушно пьем чай с баранками. От чая вскоре становится так хорошо, спокойно… и очень хочется спать.

Прикорнув на диванчике, я не замечаю, как засыпаю.

Через какое-то время меня будет Натали:

– Твоя очередь идти к бабе Евдокии.

Спросонья я не сразу соображаю, где я, и с недоумением осматриваюсь.

– А ты уже у нее была?

– Была, – коротко с каменным лицом отвечает Натали.

И я догадываюсь, что то, что она услышала от бабы Евдокии, ей совсем не понравилось.

– И как?

– Иди уже! – торопит она меня.

Я вскакиваю с дивана и приглаживаю волосы.

Анжела сидит за столом и пьет чай как индийский будда – уставившись прямо перед собой отсутствующим невидящим взглядом. Скорее всего, ей тоже не очень понравилось то, что сказала ей баба Евдокия, и она переосмысливает услышанное.

Мне становится не по себе, и только я думаю о том, как бы незаметно свалить, как глухонемая Антонина жестом приглашает меня идти за ней.

И я иду. Долго ведет она меня по полутемным коридорам этого загадочного дома, в котором современный стиль модерн неожиданно переходит в советский винтаж, а потом в старину позапрошлого века.

Наконец, Антонина открывает передо мной дверь, и я вхожу в небольшую сумеречную комнату, слабо освещенную свечами. Дверь за мной плотно закрывается той же Антониной. Я останавливаюсь у двери, оробев и потеряв дар речи от того, что вижу перед собой.