– Ты платила за его тренинг?

 – Ага, – Ольга жестом подозвала официанта, заказала кусок шоколадного чизкейка и виновато взглянула на Таню. – Извини, когда про него вспоминаю, хочется утешиться плохими углеводами.

 – Помогает хотя бы?

 – Ну… Немного. Хотя я после нашего расставания поправилась на десять килограммов. Сбросила уже, но приятного мало, – Ольга взяла салфетку и принялась ее методично складывать, выравнивая ногтем каждый сгиб. – Я помню, как шла на первое занятие. Думаю, ну, с этими-то девицами все ясно. Курицы. Наивняк. Мне-то он мозги не промоет. А потом… Потом помню такое, знаешь, острое чувство предательства. Что я хочу подставить этого чудесного человека. Нет! Он этого не заслуживает! Он добрый, умный, он хочет, чтобы мы все были счастливы… И знаешь, что самое ужасное?

 – Что? – Таня напряженно сцепила пальцы, забыв про кофе.

 – До меня Байгозин был особо никем. Хорошо, если человек десять набирал. И встречался в каких-то полуподвальных помещениях. Листовками рекламировался. Лузер, короче, тот еще. Опиум для пэтэушниц и домохозяек из спальных районов. А я… Я статью про него написала. Представляешь, верила, что про него должны узнать все, влезла в комп главного редактора, вывесила статью. Идиотка! Конечно, меня уволили! Конечно, статью потом потерли! Но это ж как снежный ком… Я пошла к конкурентам, так и так, мое издание дискриминирует человека, задвигает реальные материалы, они написали об этом, чтобы насолить своим врагам, а по факту каждой новой статьей они только пиарили Байгозина. Он мне лил воду в уши. Мол, Оленька, ты борешься с несправедливостью. Держись, моя хорошая! Наше патриархальное общество не готово дать женщинам право на личное счастье, все боятся правды… – Ольгу передернуло. – Я с ним жила год. Не горжусь этим, но вот так сложилось. Потом, конечно, узнала, что он спит со всеми, кто ему только приглянется на тренингах. Он жил с мамой, Тань! С мамой! В такой вот обычной хрущевке, в комнате с ковром на стене. И я всерьез считала его крутым мужчиной, самым что ни на есть брутальным самцом, – Ольга чуть ли не силой выдернула из рук официанта кусок торта, отломила большой кусок и пихнула в рот, с наслаждением прикрыв глаза. С таким же видом курильщики после долгих и упорных попыток завязать затягиваются табачным дымом.

 – Сейчас он вроде один живет… – Таня попыталась разбавить затянувшуюся паузу.

 – Еще бы не жил! Столько денег грести. Но я тебе говорю, кем он был. Мамсик-неудачник. А его мать? Она ж полоумная, там крыша отбита начисто! До фундамента! Коленька – то, Коленька – се. Это она его таким сделала. Внушила своей поздней детинушке, что краше него на свете не сыскать. Самый умный, самый чудесный. И он ведь поверил! Я до сих пор благодарна той девице, которая не постеснялась раздвинуть ноги перед Коленькой прямо после тренинга. Если бы я не увидела их сама, то так бы тоже и верила, что Байгозин – святой человек, который хочет для меня счастья и добра.

 – И ты уволилась?

 – Не сразу, – Ольга снова приложилась к шоколадному утешению. – Я каким-то чудом вспомнила, что вообще-то училась на журналиста. И подумала: ну, Коленька, раз ты так, сейчас-то я выведу тебя на чистую воду.

 – Ты все-таки провела расследование? – выдохнула Таня.

 – Ага. Во-первых, я узнала, что никакой он не психолог. Дипломы, которыми он увешивается, как ряженый ветеран – орденами, подделка из цветного прин»тера. Он поступил в институт психологии, да. Но стараниями матушки и на платное. Через год деньги кончились, на бюджетное Коленьку не перевели, и пришлось забирать документы. Все, что он знает, он почерпнул из книжек. И не из нормальных учебников, а из научно-популярных книжонок всяких американских горе-авторов. Книжек, которыми зачитывался угадай, кто?