Хедли уныло кивнула. Столько времени она втайне мечтала о какой-нибудь помехе, и вот оно случилось. Правда, справедливости ради надо признать, что ее воображемый сценарий был куда драматичнее: массовая забастовка на всех авиалиниях сразу, эпических масштабов гроза с градом, внезапный грипп или даже корь, – подошла бы любая уважительная причина, чтобы увильнуть от исполнения долга и не видеть, как ее отец поведет к алтарю совершенно незнакомую Хедли женщину.

По сравнению с этим, опоздание в четыре минуты – слишком уж удобный, даже малость подозрительный повод. Поверят ли родители – по крайней мере хоть один из них, – что все получилось не нарочно? Чего доброго, по этому пункту папа и мама проявят редкое для них единодушие.

Хедли сама захотела пропустить репетицию свадебного обеда и приехать в Лондон утром в день венчания. Она больше года не видела отца и сомневалась, что высидит обед, где будут произносить тосты близкие для него люди, друзья и коллеги, где соберется весь маленький мирок, который он выстроил для себя за океаном. Они станут желать ему здоровья и счастья, поздравлять с началом новой жизни. Этого Хедли точно не перенесет. Она бы и на саму свадьбу не поехала, будь ее воля.

– Все-таки он твой отец, – без конца повторяла мама, словно Хедли могла об этом забыть. – Если не поедешь, потом пожалеешь. Знаю, в семнадцать это трудно себе представить, но, поверь моему опыту, когда-нибудь пожалеешь обязательно.

Ох, вряд ли!

Служащая авиакомпании в бешеном темпе жала на клавиши компьютера и ожесточенно чпокала жвачкой. Потом взмахнула рукой:

– Вам повезло! Мы можем вас устроить на рейс 1024. Место 18 А, у окна.

Хедли почти страшно было задавать следующий вопрос, но все-таки она спросила:

– А когда самолет прилетает на место?

– Завтра утром, – ответила девушка. – Девять пятьдесят четыре.

У Хедли перед глазами медленно всплыло свадебное приглашение на плотной бумаге цвета слоновой кости – оно уже несколько месяцев валялось на ее письменном столе. Изящные буквы сообщали, что церемония начнется завтра в полдень; значит, если самолет приземлится по расписанию и не случится задержек на таможне и пробок на дорогах, есть еще шанс успеть вовремя. Тютелька в тютельку.

– Посадка начнется в девять сорок пять, через этот выход. – Сотрудница авиакомпании протянула Хедли бумаги в аккуратной папочке. – Приятного путешествия!

Хедли бочком отошла к окну и окинула взглядом ряды скучных серых кресел. Большинство заняты, а у тех, что свободны, обивка расползается по швам и из дырок торчит желтый поролон, словно у нежно любимого, вдрызг заигранного плюшевого мишки. Пристроив сумку на чемодане, Хедли отыскала в мобильнике номер отцовского телефона, он записан просто как «Профессор»; это прозвище Хедли придумала года полтора назад, вскоре после того, как отец сообщил, что не вернется в Коннектикут и слово «папа» стало неприятно резать слух.

От гудков в трубке у Хедли учащенно билось сердце. Отец до сих пор звонит ей довольно часто, а вот она его номер набирала всего несколько раз. Там сейчас почти полночь. Наконец отец ответил, и голос его звучал хрипловато – не то спросонья, не то от выпивки, а может, от того и другого сразу.

– Хедли?

– Я опоздала на самолет.

В последнее время Хедли разговаривала с отцом неизменно в сухой, отрывистой манере. По крайней мере хоть так она могла выразить свое осуждение.

– Что?!

Хедли со вздохом повторила:

– Опоздала на самолет.

Откуда-то издалека доносился голос Шарлотты, и внутри Хедли мгновенно загорелась злость. Эта женщина с самой помолвки засыпает ее приторно-слащавыми имейлами: делится свадебными планами, присылает фотографии их с отцом поездки в Париж, умоляет ответить, завершая каждое письмо десятком смайликов (как будто одного недостаточно). И несмотря на все старания, Хедли уже ровно год и девяносто шесть дней упорно ее ненавидит. Чтобы изменить эту ситуацию, явно потребуется что-нибудь посерьезнее, чем приглашение быть подружкой на свадьбе.