Однажды вечером после сложной беседы со Стивом о наших разных подходах к проверке домашней работы я устроилась в одиночестве у себя в кабинете, глядя на свою версию доски истории от Pixar. «Может быть, мы должны бороться только тогда, когда находимся в озере? Может быть, я держусь за историю озера Трэвис, потому что это аномалия?» Ни один из споров после той истории так хорошо не заканчивался. Я начала проигрывать историю в голове и бросала взгляды на доску из стикеров с изображением трех актов.
Все больше расстраиваясь из-за нашей со Стивом неспособности прорабатывать темы так, как мы сделали это в Остине, я решила вычленить три действия в нашей истории на озере. Возможно, я узнаю что-то новое. Вот что получилось:
Акт 1. Призыв к приключению в виде плавания на озере. Появляется проблема: Стив отталкивает меня, когда я уязвима и ищу душевной связи.
Акт 2. Ничего. Просто неприятное, беспокойное плавание обратно.
Акт 3. Мы открываемся для дискомфорта и уязвимости и прорабатываем их.
Тут мурашки побежали у меня по коже. «Невозможно пропустить день второй. Невозможно пропустить день второй. Невозможно пропустить день второй. Где середина, где Акт 2?
Я прокрутила эту историю пятьдесят раз, но так и не конкретизировала второй акт. «Так что там об обратном пути к причалу? Что, если ключ к истории на озере скрыт под водой и потому не виден?» Мне пришло в голову, что и Карл Юнг, и Джозеф Кэмпбелл писали о воде как о символе бессознательного. Символизм и метафора встроены в наши гены повествования, но я обычно не использую такие термины, как «сознание» и «бессознательное». Я верю в понятия, но эти слова не вызывают у меня отклика. Мне ближе слова «ясно понимающий» или «осознающий». Тем не менее было ясно, что нечто происходило за пределами моего осознания, а существует ли более подходящий символ для «за пределами осознания», чем глубокая вода?
Беспокойство, которое мы со Стивом испытали во время купания в тот день, – не редкость для пловцов и дайверов. Вы многим поступаетесь, погружаясь в стихию, которую не можете контролировать и где сами ваши чувства ненадежны. Хантер Томпсон писал: «Цивилизация заканчивается на берегу океана. Дальше человек просто становится частью пищевой цепочки, совсем не обязательно оказываясь на верху ее». Может быть, я просто не знаю о том, что на самом деле произошло в тот день? Может, я рассказываю цивилизованную версию истории? Может, произошло что-то важное, что по сей день остается за пределами моего понимания?
Я стала записывать в исследовательский журнал все, что смогла вспомнить про свой обратный путь к пристани.
Во-первых, ощущения были ужасными – казалось, будто я плыву сквозь зыбучие пески. Очки не давали воде попадать в глаза, но я не видела дальше чем на ширину ладони. Еще в детстве я задавалась вопросом, как сине-зеленая вода может быть такой густой.
Я вспомнила, что в какой-то момент, примерно на середине обратного пути, мне стало действительно тревожно. Я думала о том, что находится подо мной. Есть ли там живые существа? Змеи? Я вспомнила, что сосед тети Лорении, о которой я уже рассказывала, утонул в озере, когда мне было восемь лет. Он рыбачил с причала, упал в воду, ударился головой при падении и умер. Я продолжала плыть, а мое воображение рисовало мне ужасные картины, и я начала терять самообладание (что со мной не часто бывает, когда я плаваю в озере или океане). Так происходит, когда я чувствую желание перевернуться на спину и просто лежать на поверхности, пока кто-нибудь не захочет меня спасти от моей тревоги, тогда я беру себя в руки.