Снова натянула тетеву и прицелилась. Я никогда не промахивалась! Но сейчас не могла справиться с волнением. Пусть этот выстрел будет самым точным! Однако добрые духи, похоже, ушли вместе с остальными за повозками… Стрела просвистела и достигла цели. Я попала, и наконечник вошел в грудь старухи. Но она вскрикнула – именно этот вскрик и говорил о том, что я промахнулась на волосок. И тем подарила ей еще несколько секунд жизни.

Поднялся шум, а она посмотрела точно на меня, словно через такое расстояние и листву могла разглядеть. Нет, умирающие глаза смотрели точно на мое лицо. Падая, она прошептала – и я слышала каждое ее слово, как будто она кричала мне в уши:

– Отныне убивать тебе только своих сестер… отныне быть тебе самой последней из раб…

Она не успела закончить. Я же окаменела, каким-то десятым чувством понимая, что предсмертные проклятия ведьмы непременно сбудутся. Убивать только своих сестер… Только их. Мне исполнилось восемнадцать – вся жизнь впереди. Но я точно знала, что как она сказала, так и будет. Взяла себя в руки и не метнулась вниз, чтобы попытаться сбежать. У меня вся жизнь впереди, но это не та жизнь, которую я хотела бы прожить. Успокоилась, решив проверить. Вытащила еще одну стрелу и тут же спустила. Стрела прошла настолько мимо главаря, что отец от такого зрелища расхохотался бы. Конечно, главаря этой орды нельзя назвать моей сестрой по несчастью. Теперь я не волновалась вовсе. Твердой рукой вытащила из-за пояса охотничий нож и приставила острым концом к горлу. Я отказываюсь принять судьбу, которую на меня возложили! Рука не дрогнула, когда я уверенным ударом вгоняла нож вверх, пробивая гортань и загоняя еще глубже, до мозга. Боль не будет долгой. Боль вообще перестала иметь значение.

В последний миг своей жизни я смотрела на закат. А он смотрел на меня и улыбался… кровавой улыбкой умирающей шаманки.

Я открыла глаза. И тогда поняла, что проиграла. Посмотрела на свои руки – руки с сетью старческих морщинок и вздутыми венками были не мои, а тряска повозки создавала в теле непривычную тяжесть. Не мое тело.

– Ная, ты в порядке? – услышала со стороны уставший голос. – Держись, Ная… Утешайся тем, что твои дети успели уйти. Они будут жить, все пятеро будут… а ты нет. Но ты держись, Ная, потому что если ты сдашься, то нам вообще не выдержать.

Наи внутри меня не было. Никого в этой пустой оболочке, кроме меня, не было. Вот так я убила первую свою сестру.

В зарешеченной крытой повозке находилось пять женщин. Я молчала и прислушивалась к разговорам. Сначала показалось, что все они были из одной деревни – говорили друг с другом по-соседски, называли по именам и пытались успокоить. Ная, очевидно, была самой старшей из них. Стало грустно, когда в разговоре одна из девушек рассказала о героизме владелицы тела. На их деревню напали неожиданно и потому многие были вынуждены встретиться с врагом, чтобы старухи с младенцами на руках успели убежать в леса. Ная взяла вилы и шагнула к разломанным воротам первой, а за ней пошли и остальные. Никто из местных не умел воевать и о битвах слышал только в сказках, но когда мать пятерых детей берет вилы и без страха идет навстречу смерти, то и самый последний трус за ее спиной становится героем.

И им удалось сдерживать натиск достаточно долго, чтобы прикрыть отступление. По счастью, в этом вражеском отряде не было шамана, который обычно сильно облегчал захватчикам задачу. На стороне поселенцев были крепкие стены… но и они не могли спасти обреченных. Мужчин убили, женщин захватили и уволокли в повозку. Для еще более безрадостной судьбы, чем была у павших. Ная была ранена в ногу арбалетным болтом – он прошел на вылет, но рана теперь невыносимо ныла. Боль не имеет значения. Ни для меня, ни для Наи, которая уже ждет подруг в лучшем мире. Не приходилось сомневаться в том, что долго они не проживут.