Одну из этих пришелиц, обладательницу розового нога и сиплого голоса – в чем она, бедняжка, была, по замечанию Энн, никак не повинна, – побывавшую во многих походах и немало повидавшую на своем веку, Энн хотела даже пригласить к себе в дом, дабы поближе познакомиться с живой историей Англии и приобрести те познания, которые нельзя почерпнуть из книг и которыми эта дама, по-видимому, обладала в полной мере. Но скромные размеры помещения, занимаемого миссис Гарленд, помешали этому осуществиться, и бездомная сокровищница житейского опыта вынуждена была искать убежища в другом месте.

В этот вечер Энн легла спать пораньше. События дня, хотя и веселые, были весьма необычными, и у Энн разболелась голова. Уже собравшись лечь в постель, она подошла к окну и откинула закрывавшую его кисейную занавеску. Всходила луна. Ее лучи еще не проникли в долину, но, выглянув из-за края холма, она мягко посеребрила конусообразные вершины белых палаток. Сторожевые посты и передние палатки лагеря отчетливо выступали из темноты, но весь остальной лагерь – офицерские палатки, походные кухни, войсковые лавки и склады – еще тонул в тени, отбрасываемой холмом. Энн увидела, как на фоне светлого диска луны то появлялись, то исчезали фигурки мерно шагавших часовых. Она слышала, как пофыркивают и отряхиваются лошади у коновязей и как далеко-далеко в другой стороне рокочет море, громче поднимая свой голос в те секунды, когда волны в мерном приливе или отливе наталкиваются на выдающийся в море мыс или выступающую из воды группу валунов. Внезапно более громкие звуки ворвались в затихающую ночь: сперва они долетели из лагеря драгун, затем послышались справа – в лагере ганноверских частей, и еще дальше – на стоянке пехотинцев. Это играли вечернюю зорю. Энн не клонило ко сну, и она еще долго прислушивалась к этим звукам, глядела на созвездие Большой Медведицы, повисшее над деревенской колокольней, на луну, поднимавшуюся все выше и выше над рядами палаток, где шум и движение сменились сном и похрапыванием усталых солдат, расположившихся на ночлег каждый в своей палатке, торчавшие вверх шесты которых сверкали, словно шпили при лунном свете.

Наконец Энн, утомившись от дум, тоже улеглась в постель. Ночь текла своим чередом, все стихло в лагере, все стихло и в деревушке у подножия холма, и лишь протяжная перекличка часовых: – «Все спокойно!» – нарушала время от времени тишину.

Мисс Гарленд пробудилась поутру со смутным ощущением, что происходит что-то необычное, и как только ей удалось стряхнуть с себя дремоту, поняла, что все это происходит – что именно, было еще не ясно – где-то неподалеку от ее окна. Доносились звуки, напоминавшие удары кирки или лопаты. Она встала с постели и, чуть-чуть приподняв занавески, глянула в окно.

Множество солдат усердно прокладывали зигзагообразную дорогу по склону холма – из лагеря на его вершине к речке за мельницей – и, судя по уже проделанной работе, принялись за нее ни свет ни заря. Солдаты работали группами – каждая прокладывала дорогу на своем участке, – и пока Энн одевалась, каждый участок уже соединился с тем, что был выше его, и с тем, что ниже, образовав зигзагообразную тропу, полого сбегавшую с вершины холма к его подножию.

Травянистый покров холма покоился на меловых отложениях, и вырубленная солдатами тропа белой лентой вилась по склону.

Вскоре отряды солдат, прокладывавших дорогу, исчезли, а на возвышенности появились драгуны и стали спускаться вниз по только что проложенному пути. Спускаясь, они все ближе подходили к мельнице, и собрались, наконец, прямо под самым окном Энн на небольшом лужке около пруда. Некоторые лошади уже, войдя в пруд в неглубоком месте пили воду, мотая головами и рассыпая брызги. По меньшей мере три десятка лошадей – часть из них с всадниками, – оказались в пруду одновременно. Животные пили жадно, поднимали голову, отряхивались и опять пили; капли холодной воды обильно стекали с их морд. Мельник Лавде поглядывал на них из-за живой изгороди своего сада, и вокруг уже собирались любопытные поселяне.