Мой желудок всё ещё полон, но пить хочется. Потому достаю пластиковую бутылку, на которой жирным маркером выведено витиеватое: "Клюквенный морс". М-м-м, витамины. Откручиваю ярко-голубую крышку, но пить не тороплюсь. Мало ли. С подозрением принюхиваюсь, но пахнет, как в детстве — ягодами и первыми морозами.

Ладно, риск — дело благородное. Вряд ли меня способен уложить на лопатки чёртов морс. Потому делаю глоток и… не могу остановиться. Вкусно же, мать его, вкусно!

— Жажда замучила? — слышу за спиной и чуть было не захлёбываюсь от неожиданности. Кашляю, утираю слёзы, но никто не спешит хлопать меня по спине, помогая.

— Вкусный морс, — говорю, когда меня отпускает, и убираю бутылку в холодильник.

А Кира стоит в дверях, переминаясь с ноги на ногу, и смотрит куда угодно, только не на меня. Она будто бы здесь и одновременно где-то далеко.

— Егор трубку не берёт, — заявляет, игнорируя мой комплимент напитку. — Я пять раз ему звонила.

Сжимаю пальцами виски, закрываю глаза, а мозг лихорадочно обрабатывает информацию. Егор поехал в магазин, но должен был уже давно вернуться. И уж точно не игнорировать звонки своей невесты.

— Может, он за рулём? — выдаю самую безопасную версию, но Кира отметает её взмахом руки.

— Нет, он всегда с гарнитурой. Даже за рулём отвечает. — В голосе искреннее волнение, но на меня всё-таки старается не смотреть. — Егор говорил, что это вы его к этому приучили.

Сам не понимаю почему, но меня жутко бесит её учтивое выканье. Словно мне лет двести, честное слово.

— Разберёмся.

Хлопаю себя по карманам, но вспоминаю, что бросил мобильный на диван. Однако Кира стоит в дверном проёме и, чтобы вернуться в гостиную, придётся подойти к ней совсем близко. А я же пообещал себе, что буду держаться от неё подальше. Ладно, не самая большая проблема сейчас.

Один шаг, второй, и аромат диких цветов уже щекочет ноздри. Интересно, это у неё мыло какое-то или парфюм? Гель для душа?

Так, стоп! Вот об этом вообще думать не рекомендуется — не моя забота, чем она там пахнет.

— Позволишь? — спрашиваю, когда между нами остаётся не больше пары десятков сантиметров.

Она вскидывает на меня взгляд, словно только заметила, что не одна здесь находится. У неё глаза тёмно-зелёные, почти коричневые, но изумрудные прожилки на радужке делают её малахитовой.

Тьфу, зараза!

— В каком клубе вы видели ту девушку? — вдруг спрашивает, твёрдо глядя мне в глаза, а я опираюсь плечом на дверной косяк и складываю руки на груди. От греха подальше. — Мне нужно знать.

— Зачем? Я сам во всём разберусь.

Добавил бы “без сопливых”, но мы не в детском саду. Хотя сейчас Кира с этим трогательным румянцем на щеках и твёрдой решимостью во взгляде и похожа больше всего на упёртого ребёнка. Даже губу нижнюю закусывает, брови хмурит. Разве что ногой не топает.

— Я всё равно выясню. Буду ходить по всем клубам города, но узнаю.

Только этого не хватало.

— Я сам разберусь. Что в этой фразе для тебя непонятно? — Расстояния между нами совсем не осталось, но смелый птенчик, кажется, готов ко всему. — У меня вроде бы с дикцией всё в порядке.

— Если бы какая-то… проститутка оказалась на вас похожа, я бы посмотрела, как вы смогли оставаться в стороне, — выдаёт и бьёт кулачками меня в грудь.

— Не позавидовал бы я этой несчастной женщине, — смеюсь, представив почти двухметровую проститутку. — Как же я мог вас так перепутать?

Я снова касаюсь пальцами её подбородка, но на этот раз у меня нет цели причинить Кире боль. А какая у меня цель сейчас? Зачем я трогаю чужую женщину? Откуда во мне вообще это странное желание коснуться её?