Без малого двадцать лет жил о. Макарий в Площанской пустыни, как туда прибыл о. Леонид со своими учениками и, проведя в ней полгода, переселился в Оптину.

Общение с о. Леонидом прекратило то духовное сиротство, в котором, по смерти своего старца Афанасия, чувствовал себя о. Макарий.

Дело в том, что в его живом, проницательном уме при чтении святоотеческих книг возникало множество вопросов, в которых он сам не умел разобраться. Желанным для него советником, разрешавшим его недоумения, и был о. Леонид. Так и начались их неизменно откровенные отношения. Собственно о. Леонид, видя высокую уже степень духовной жизни и силу ума о. Макария, считал его сотоварищем, но, по настоятельным просьбам о. Макария, должен был обращаться с ним, как с учеником.

В 1834 г. о. Макарий переехал, 46 лет от роду, в скит Оптиной пустыни.

Первые два года своей жизни здесь он помогал старцу Леониду в его обширной переписке, затем был определен духовником обители и, наконец, скитоначальником.

До конца дней о. Леонида он нес духовное иго полного ему послушания, причем старец иногда нарочно испытывал ученика. Так, однажды, уже будучи духовником, о. Макарий, не спросясь старца, согласился на просьбу настоятеля о. Моисея принять от мантии некоторых новопостриженных. Когда о. Леонид узнал о том, он при других иноках стал укорять за самочиние о. Макария, который, поникнув головой, только повторял: «Виноват, простите Бога ради, батюшка» – и, когда тот умолк, поклонился старцу в ноги. Все присутствовавшие при этой сцене смотрели на о. Макария кто с недоумением, кто с благоговейным изумлением.

В должности скитоначальника о. Макарий сделал многое для внешнего и духовного благоустройства скита: скит был обеспечен капиталом, сделано много новых построек, устроена в отдельном доме библиотека, украшена церковь. Духовные дети старца, особенно монахини, дарили ему много облачений, которыми скит и делился с монастырем и с бедными церквами православного Востока и нашего западного края.

Он также поддерживал заведенное о. Моисеем дело разведения цветов в скиту, и шпалеры цветов, доселе окаймляющие в летнее время скитские дорожки, устроены им. Он же привел в цветущее состояние деревья скита и пчельник, и когда сильная буря произвела значительные опустошения в участке леса, лежащем между монастырем и скитом, старец посеял новые хвойные деревья, которые прекрасно принялись, так что теперь, через полвека, этот участок имеет вид девственного бора.

Любитель музыки, знаток пения, старец завел в скиту канонарха и пение «на подобны». Он сам певал в церкви, и замечателен был вид его, когда на Страстной неделе, он пел «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный». Слезы катились по бледным его щекам, и казалось, что действительно он видит таинственные чертоги.

По кончине о. Леонида на попечении о. Макария осталась вся его духовная паства, которая с годами все расширялась и расширялась. В последнее время, удрученный усталостью, о. Макарий много скорбел о том, что не должен и не может уклоняться от обуревавшего его народного множества.

Мужчин-мирян, как и иноков, старец принимал у себя в келье во всякое время с раннего утра до закрытия врат; женщин – во внешней келье или за вратами. Кроме того, после трапезы, отдохнув с полчаса на узкой кровати, старец отправлялся в монастырскую гостиницу. Повсюду по пути ждало его много народа, сошедшегося сюда к старцу со своими грехами, горестями и скорбями. Некрасивое и неправильное по внешности лицо старца с выражением самоуглубления сияло неземной красотой и умилением сердца. В гостинице старца ждало множество народа, и из нее он возвращался домой измученный, чуть переводя дыхание, с языком, уставшим до того, что не мог произнести уже ни одного слова. А между тем, отслушав краткое правило, надо было принимать скитян. И когда уже в скиту гасли все огни, в окне старца долго еще был виден свет.