Аракелян с его чудовищным магнетизмом, завораживающим шепотом и гиперсексуальностью – вот что было главным сейчас.

Что-то падало со стола. Его фиалки, должно быть. Падало и разбивалось. Уже, наверное, моя ваза. Брызги воды на голые ступни, прохладная жесткость поверхности стола, отчаянный треск рвущейся по швам одежды… Единственное, о чем я успела ему напомнить, прежде чем окончательно потеряться во времени и пространстве, так это о том, что в этом доме, кажется, где-то должна быть кровать. Но все мое благоразумие было прервано его жестким: молчи.

На кровати мы все же очутились, но много позже.

Моя голова покоилась на его руке, согнутой в локте. Мой блуждающий взгляд скользил по его лицу, груди, устремлялся ниже и, достигнув высокого подъема совершенных по форме ступней, снова возвращался обратно.

«Все же я влипла», – родился неутешительный вывод много позже. Влипла так, как мне и не снилось. Может быть, на нормальном языке это принято называть любовью, но то, что происходило со мной, в это понятие не вписывалось. Это чувство было каким-то сокрушительным. Оно пугало силой и глубиной своей неудержимости.

Разве смотреть на спящего мужика и ловить его дыхание, замирая от счастья, это норма?! Или считать родинки на его теле, находя каждую из них венцом творения всевышнего, норма?! Нет, отвечала я себе. Это больше похоже на сдвиг. И сдвиг прогрессирующий.

Аракелян спал, ни о чем таком не догадываясь. Кажется, он выглядел вполне довольным собой и жизнью. Чего нельзя было сказать обо мне. И самое главное, что меня расстроило еще больше, – как следует поразмыслив, я не нашла виновных моего сумасшествия. Подруги выразили протест в весьма категоричной форме, навязав мне Александра…

Я мысленно ахнула, вспомнив о несчастном. Что я ему скажу?! Извините, Саша, я люблю другого? Пошли бы вы, Саша, и поискали другую, более достойную женщину? Или что-то в этом роде?.. Непорядочно! Более того, подло!

Я обеспокоенно заворочалась, встревоженная запоздалыми угрызениями совести, и, видимо, неосторожные телодвижения потревожили предмет моего обожания. Он приоткрыл сначала один, потом другой глаз, вопросительно уставился на меня, забормотал что-то нечленораздельное и тут же с заметным неудовольствием в голосе отчетливо произнес:

– Без этого ты никак не можешь?

– Без чего? – Мне пришлось приподнять голову, чтобы он повернулся ко мне.

– Без разбора полетов! Все бы тебе предать анализу. Ох, Дашка, беда с тобой. – Сергей широко зевнул, вытянул руку и, ухватив меня за затылок, привлек к себе, заурчав сытым довольным котом. – Ну, Дашка, ну перестань терзаться. Все же хорошо. Так?

– Да, наверное.

Его уверенности можно позавидовать. Уверенности и безмятежности. Попробуй догадайся, что этот довольный всем парень, раскатывающий по городу на дорогой машине и с легкостью рвущий на себе одежду в клочья (тут мне совсем некстати вспомнился аккуратный бережливый Саша), обитает едва ли не в сточной канаве. Что не так давно он был лишен всего: привычного уклада жизни, доходного дела и жены. Кстати, о жене…

– Что тебя конкретно интересует?

Между бровей у Сергея мгновенно обозначилась складка, которая мне совсем не понравилась. Ревную? Может быть…

– Ты любил ее?

– Не любил, не женился бы. – Он вдруг напружинился и рывком поднялся с кровати. – Слушай, Дашка… Давай с тобой договоримся… Если ты намерена продолжать отношения со мной, то никогда!.. Слышишь, никогда больше не спрашивай меня ни о чем таком, что я пытаюсь забыть и вычеркнуть из памяти. Договорились?