Вася приносит мне кружку воды и настойчиво вкладывает в руки.

— Давай, выпей. Станет легче.

Вода не особенно помогает. Так, слегка отвлекает.

— Что этот придурок сделал?

— У тебя же онлайн-урок, — вспоминаю я.

— Да к черту этот урок! Что случилось?!

— Они поспорили, Вась. Поспорили на меня. Опять.

— Кто они?

— Карельский со своим дружком. Еще и тотализатор устроили, — говорю едва слышно.

— И что этот идиот должен сделать?

Боже, мне так стыдно это озвучивать.

— Переспать со мной. И чтобы я в любви ему призналась.

Молчанова смачно ругается в голос.

— А ты это откуда знаешь? Они же вряд ли признались бы в этом.

— Андрей рассказал.

Вася фыркает.

— А ты уверена, что это правда?

— Я сама слышала запись. Слышала, как они…

— Вот козлы винторогие. Два куска идиота. Мрази недоделанные.

Она еще несколько словечек добавляет, а я так и сижу в каком-то ступоре.

— Погоди, а почему опять? Они, что, уже успели не раз это сделать?

Я испуганно отворачиваюсь. Проболталась. Даже сама не заметила как.

— Олесь? Слушай, ну, ты уже начала говорить, давай, не бойся. Или ты думаешь, я смеяться буду?

— Я не просто так сюда перевелась, — я все же рискую признаться. — То есть перевели-то меня по квоте, но заявку я подала потому что… В общем, в моем городе у меня случилась похожая ситуация. Только там я как дура и правда влюбилась. Случайно узнала, что оказалась просто девочкой на спор.

Я боюсь смотреть на Василину. Не хочу видеть жалость. Столько раз я ловила подобные взгляды потом. Ведь все решили, что Марат бросил меня, серую мышь, и, наконец, нашел себе пару под стать.

А я потом ходила, боясь поднять глаза. Наверное, это было даже еще хуже того едкого разочарования, сопровождающего каждый мой день — видеть жалость, слышать смешки у себя за спиной.

— Ох, Олеся, — вздыхает Василина. — Там тоже был придурок мажор?

— Вроде того, — киваю, вспоминая то время. — Мне стоило догадаться, что все это игра. Но я поверила впервые, представляешь? К тому же Марат так ухаживал, так вел себя, что…

Теперь вздыхаю я, а чуть погодя продолжаю:

— Думала, он так для меня старается. Даже с друзьями своими постоянными практически время не проводил, меня опекал, постоянно возил на машине, ухаживал. Я влюбилась, Вась, да так, что забыла обо всем. И то, что мне подружки говорили про него, не слушала. Считала, что ради меня Марат изменился, тоже полюбил по-настоящему. Придумала себе сказку и в розовых очках ходила счастливая, пока они у меня за спиной ставки делали. Я же даже белье красивое купила, хотела поразить его, дурочка. Повезло, что подслушала разговор друзей Марата. Расплакалась, а потом, знаешь, сама себя убедила, что это ложь. Приехала к нему, спросила в лоб, а он… — замолкаю, сглатывая горькой ком в горле. — Он сознался. Не словами, но на лице все было написано. Так что…

Соседка хмурится, кусает губу, а затем выдает:

— Знаешь что? Не твоя вина, что у этих ущербных мажоров в мозгах маргарин. Обидно, конечно, но подумай сама — лучше узнать до того, как этот придурок запудрит тебе мозги. Вот как с этим твоим вышло. Хорошо, что про Карельского это сейчас всплыло.

— Да у него бы и не вышло меня в себя влюбить.

— Возможно. Но зачем рисковать? — возражает соседка. — Предупрежден, значит, вооружен, — повторяет она мои же слова. — Хотя, конечно, это все очень гадко и мерзко.

— Спасибо Андрею, — снова вздыхаю я. Странно, но после того, как я рассказала про свое прошлое, мне становится значительно легче. А ведь я всерьез опасалась, что меня за него будут клеймить или высмеивать.