В ослепительных вспышках были видны овраги, по склонам которых густо росли металлические кустарники. Исковерканная, покрытая воронками местность казалась холмистой из-за нагромождений разбитой техники: обгоревшие, частично расплавленные корпуса странных машин горами возвышались подле основания медленно вращающегося, пронизанного разрядами статического электричества мутного вихря, вздымающегося к хмурым небесам.

Максиму стало жутко. Чувство, сжавшее горло, нельзя было назвать страхом. Мгновенный инстинктивный ужас захлестнул, словно волна, накрыл, уже не давая опомниться, на фоне раздвоенности, нечеткости восприятия внезапно промелькнула тоскливая мысль: все, отсюда уже точно не сбежишь…

В полной прострации он сел на мерзлую землю, неподалеку о чем-то разговаривали между собой несколько военных и двое гражданских, вокруг в разных позах застыли пораженные открывшимися картинами исковерканной реальности будущие сталкеры.

– Все, погнали! – Голос раздался в промежутке между вспышками молний и глухими раскатами грома. Из темноты вынырнула фигура здоровенного детины, экипированного не хуже, чем военные, доставившие их сюда. Его лицо скрывало сложное устройство, напоминающее гибрид защитного шлема и дыхательной маски, за спину уходили два гофрированных шланга, в руках он сжимал короткую рукоятку, из которой то и дело появлялись кончики неприятно потрескивающих энергетических щупалец.

– Я сказал – встали! – рявкнул он.

Максим машинально подчинился, но его сосед – тот самый вербовщик – вдруг начал что-то лопотать, не то заискивая, не то доказывая свою непричастность к происходящему.

Сталкер не стал его слушать. Он одной рукой схватил вербовщика за горло, приподнял, глядя, как тот извивается, вцепившись в его руку.

– Так, все смотрим сюда и слушаем! Вы в Пятизонье. Я проведу вас в пространство Новосибирской зоны отчуждения. Там расположен наш базовый лагерь. И запомните одну элементарную истину – здесь каждый вздох, каждая прожитая минута – уже удача и счастье. Так что подобрали сопли – и за мной! Нянчиться ни с кем не буду! Шаг в сторону, попытка бежать – убью. А если вдруг не попаду, скорги сожрут. Выбирайте сами.

Новосибирская зона отчужденных пространств

Как бы ни складывалась сила неодолимых обстоятельств, Максим инстинктивно выбирал жизнь. Первые дни в лагере «мотыльков» – так сталкеры называли неимплантированных искателей приключений, – стали сущим адом, и выжить Максиму помог лишь опыт, приобретенный за несколько лет скитаний по руинам мегаполиса.

Здесь все было иначе, чем во Внешнем Мире. Жестче, откровеннее, словно незримая аномальная энергия, дающая жизнь механоидам и скоргам, вмиг сжигала все защитные оболочки, скрывающие сущность человека.

Максим, в отличие от других, поначалу ожил, очнулся. Он не понимал, как и что устроено в Пятизонье, лишь скалился, словно зверь, но не сломался, не пал духом. По привычке замкнулся в себе, сторонясь общения, только наблюдал, постепенно начиная соображать, что к чему.

Лагерь мотыльков представлял собой несколько кое-как загерметизированных подвалов. Заправлял всем торговец по прозвищу Грех. Невысокого роста, коренастый, еще не старый, покрытый металлизированными струпьями от многочисленных инфицирований, он ни с кем не церемонился, дисциплину поддерживал просто, но эффективно. Лагерь условно делился на четыре сегмента. В первом жили искатели приключений, добровольно пришедшие в Пятизонье. Они оплачивали еду, экипировку и считались свободными. Второй сегмент предназначался для невольников, попавших сюда по принуждению, как Максим, в третьем подвале располагались настоящие сталкеры, из одиночек. Четвертый подвал совмещал в себе магазин, склад и мнемотехническую мастерскую.