– Тильда, не дури! Ну стоит там несколько ящиков – и что? – начал злиться Эйнар. – Заберет их в большую спальню. А тебе не мешает быть повежливее. Лучше поучилась бы у леди манерам, тебе это пригодится.

– Манеры? – фыркнула Тильда, вскидывая голову. – Фу-ты, ну-ты! А Молли говорит, что она дурная женщина! И Селина! И все говорят! Потому что у нее платьев дюжина коробов, а замуж пошла в мужской одежде. И простыню никому не показали. Папа… а зачем показывать простыню?

– Тильда!

Эйнар с отчаяньем понял, что краснеет. Ну вот почему эти болтливые дуры, раз уж и без того наболтали лишнего, не объяснили заодно девочке то, что должны объяснять женщины, а не мужчина? Небось, трепали языками на кухне, а Тильда подслушивала. Потом спохватились. И да, ей давно пора знать такие вещи, только мужики при дочери капитана держат рот на замке, боясь даже ругнуться – знают, что никому мало не покажется. А женщины просто не думают, что девочка растет без матери, и то, что им известно чуть ли не с рождения, ей некому было сказать.

– Тильда, – с усилием повторил он, – вот такие вещи тебе и должна бы объяснять…

Как ее назвать? Не матушкой же! И не мачехой – совсем непочтительно.

– Леди! – выкрутился он. – И про простыню, и про девичью честь, и про манеры. И про то, о чем можно говорить с мужчинами, а о чем – нет.

– Ты не мужчина, – резонно заметила Тильда. – Ты же мой отец. А она – дура. И злая. И дурная женщина.

– Я Молли и Селине языки оторву, – угрюмо пообещал Эйнар, понимая, что не вывешенная по обычаю простыня – это еще тот капкан.

Сейчас они додумались до самого простого и грязного объяснения, а когда узнают, что Эйнар с леди ночуют в разных спальнях – невесть до чего додумаются! И ведь Тильду от этого никак не уберечь. Ох, легче того же кота не только овес научить жрать, но еще ходить строем и честь отдавать – чем заставить женщин молчать.

Тильда молча подошла к нему, сидящему на постели, ближе, обняла, положив голову на плечо. Эйнар вдохнул ее запах. От дочери пахло полынью, печеным хлебом – то-то на кухне сидела, свежие лепешки караулила – и собаками.

– Тиль, опять на псарню полезла? – упрекнул он, ловя редкий момент близости, как затишье перед бурей. – Я тебе сколько раз говорил? Без меня или Тибальда – ни ногой. Там волкодавы!

– У Майры щенки… – виновато отозвалась дочь, уткнувшись ему в плечо. – Хорошенькие такие! Можно я одного себе возьму, насовсем? Папа, пожалуйста!

– Посмотрим, – буркнул Эйнар. – Они еще маленькие. И без меня не ходи. Райда вот-вот загуляет, кобели взбесятся. И, Тиль… извинись перед леди, слышишь? Она вовсе не злая. Вот узнаешь ее получше…

– Не буду!

Тильда отпрыгнула от него, как кошка. Сверкнула яростно глазами, задрала подбородок. Уже совсем не Мари! А вылитый он сам в ее возрасте, дурак и осел!

– Извиняться? Перед этой белобрысой? Ни за что! Пусть убирается в свою столицу и там в штанах ходит, чтоб на нее мужики слюни пускали!

– Тиль! Не смей!

Снова фыркнув, Тильда вылетела за дверь как ошпаренная. Простучала туфлями по полу коридора. Эйнар закусил губу, наливаясь гневом. А вот это уже серьезно. Это она не своими словами говорит ведь! Молли, значит. Селина… Ну и все остальные? А если болтают женщины, то и мужчины заговорят – на это много времени не надо. И что делать? Пороть дур? Выгнать из крепости особо языкастую? Только вот без Молли в хозяйстве никак не обойтись, на ней оно все и держится.

Эйнар бессильно врезал сжатым кулаком по кровати рядом с собой. Он-то думал, что самая серьезная опасность – злоязыкий морок! А тут без всякой магии скоро на стену полезешь! И какого йотуна он, дурень, отправил леди Ревенгар одну к этим трепливым мерзавкам! Не дай Пресветлый, они чего ляпнут – ему же потом стыда за своих людей не обобраться будет! Леди-то права, ему надо было поступить, как… да как коменданту, представляющему своих людей новому офицеру! И неважно, что там у них за семейные дрязги, чужие языки в такое мешаться не должны. Сегодня кухарки и поломойки не уважают его жену, а завтра – и самого Эйнара!