От него остались только сваи, да и то не везде. Странная конструкция, похожая на челюсть гигантского крокодила, вдавалась в море. Она смотрелась устрашающе. Здесь даже дети не играли – после того, как несколько лет назад произошел несчастный случай. Из воды торчали прутья арматуры, расколотые плиты. Местечко было нелюдимое, люди сюда почти не забредали. Купаться в море было невозможно – слишком много камней и железа. Вповалку лежали бетонные плиты – этим «скульптурным композициям» было лет сорок.

Я ехал по дорожке краем кустарника, мимо заброшенной водонапорной башни, бетонных заборов. В стороне от людских глаз приютилось что-то вроде «ведомственного» причала с небольшой парковкой для автомобилей. Заведение охраняли два сторожа и две собаки – сущие дьяволы. Сторожа радением не отличались, нехватку их трудолюбия окупали свирепые «друзья человека», прикованные к будкам.

Под истошный лай я проехал открытые ворота, кивнул высунувшемуся сторожу. Он тоже кивнул и ушел к себе, смотреть телевизор. Ключи от машины я оставил за щитком на ветровом стекле. Своеобразный «каршеринг»: прибудет на лодке другой сотрудник, сядет на «Субару» и поедет по делам.

Дощатым тротуаром я выбрался к причалу, нашел свою лодку, прикованную канатом к чугунному кнехту. Помимо этой штуки, здесь находились несколько других маломерных суденышек. Роскошных яхт офицерам спецназа, к сожалению, не выдавали. Но это было не старье.

Моторная лодка именовалась катером, хотя была обычной лодкой. Марка изделия – Wyatboat 3DC, выполнена из стеклопластика. Остроклювая, сравнительно белоснежная, в современном дизайне, отсек для пассажиров напоминал салон легковушки – два кресла впереди, три сзади. Современная панель управления, руль. Запуск двигателя, подвешенного сзади, осуществлялся поворотом ключа. Лодчонка была неприхотливая, мощность – всего 60 «лошадей», выдерживала не больше двух баллов штормового волнения, но сотрудникам хватало. Средство из разряда «тупо доехать». В Керченском проливе редко поднимались высокие волны, а для перемещений на других участках имелся иной транспорт.

Мотор гудел размеренно, не раздражал. Подошел зевающий сторож, отвязал канат от кнехта, забросил его на корму и пожелал счастливого пути. Я кивнул, направил «клюв» суденышка в море.

Инструкции повелевали швартовку и выход из «гавани» только под прямым углом – в акватории было много мусора и отмелей. Я отмахал под заунывный треск пару кабельтовых, развернул посудину на девяносто градусов к югу и начал по касательной удаляться от берега.

Мне нравилось море, нравилась быстрая скачка по умеренным волнам, хлесткий ветер, выдувающий из головы все лишнее. Это успокаивало, настраивало на нужный лад – до тех пор, пока не становилось холодно…

Весна в этот год выдалась мягкой. С оговорками можно считать, что пришло лето. По воде бежали барашки, ветер дул в спину, с Азовского моря. Слева тянулась 15-километровая коса Чушка, вдающаяся в Керченский пролив с северной части Таманского полуострова. Там находились восточные терминалы Керченской переправы, мощный грузовой порт «Кавказ», благополучно добивающий экологию пролива. Возвышались краны, теснились портовые строения, в прибрежных водах было тесно от грузовых судов. По траверзу медленно двигался тот самый трехпалубный паром, набитый людьми и автомобилями. Наши траектории не пересекались, я успевал проскочить раньше.

Я обернулся. Удалялось Азовское море, на котором я так содержательно провел половину дня.

Не так давно героические украинские пограничники провели блестящую операцию: задержали в Азовском море «мирно пасущийся» рыболовный сейнер керченской приписки. Керчь – российская, и судно, соответственно, российское. Но для украинских официальных лиц – все наоборот. Операция напоминала задержание спецназом опасной банды. До зубов вооруженные пограничники на двух катерах атаковали сейнер, арестовали команду, судно и пойманную рыбу. Все это под конвоем направили в Мариуполь, где на членов команды завели административные дела о «незаконном выезде с временно оккупированной территории». А на капитана сейнера – уголовное дело. «Крым был и остается украинским! – потрясал кулаком одутловатый президент. – И в нем и вокруг него действуют только законы Украины!» Пиар был, честно говоря, средний. Команду мурыжили больше месяца, заставляли жить на судне рядом с протухшей рыбой. Капитан до сих пор за решеткой, и адвокаты никак не могут его вытащить…