Хотя Сталин был членом партии с конца 90-х годов прошлого столетия, членом ЦК с 1912 года, членом различных Советов, комитетов, редакций, наркомом по делам национальностей, – это все ему создавало лишь официальный (в известном смысле – бюрократический) статус. Присутствие Сталина на многочисленных заседаниях, совещаниях, конференциях свидетельствовало лишь о том, что он входил в высшие эшелоны руководства. Все это позволяло ему узнать, изучить широкий круг людей, глубже постичь механизм аппаратной работы, набраться политического опыта. А главное, заслужить оценку Ленина о себе как о надежном политическом работнике, способном не только на прямолинейные решения и действия, присущие простому исполнителю, но и на умелые компромиссы, лавирование, выделение главного звена в широком спектре возникающих проблем. В октябрьском большевизме Сталин был центристом, умеющим выжидать и приспосабливаться.

В Октябрьскую революцию Россия вышла из берегов. Социальное половодье все сметало на своем пути. Главный месяц главного года трагической истории Советской России оказался исключительно бурным и триумфальным для большевиков. Сравнительно небольшая партия еще в канун 1917 года в течение нескольких месяцев превратилась в мощную политическую силу. Однако «медовый месяц» был слишком кратким. Отодвинутые, казалось, проблемы заявили о себе уже в конце незабываемого года грозными, смертельными опасностями. Большевики, захватывая власть, обещали народу землю, хлеб, мир. Землю они начали давать. Земля давала надежду на хлеб. Но мир зависел не только от большевиков; как нельзя аплодировать одной ладонью, так и мира нельзя добиться лишь одной стороне. Тем более мира справедливого, демократического, без аннексий и контрибуций… Как его достичь, если полчища Габсбургов и Гогенцоллернов уже топтали западные земли России?

Никто так остро не понимал драматизма момента, как Ленин. Уже спустя несколько дней он, став Председателем Совета Народных Комиссаров, инструктирует А.А. Иоффе, которого направляет во главе делегации для переговоров с германским командованием.

Первоначально казалось, что успех будет достигнут быстро, ибо уже 2 декабря 1917 года было подписано перемирие до 1 января 1918 года. Вскоре начались переговоры о мире. К Иоффе прибыло подкрепление в лице Каменева, нескольких других большевиков и левых эсеров. Но обстановка стала иной: в Берлине шовинистические силы взяли верх и нацелились на достижение максимально возможного. Там уже знали, что русские окопы наполовину пусты и за спиной советской делегации находится лишь тень былой силы. Немцы выдвинули условия тяжелейшего мира, чреватого утратой для России обширных территорий.

Вождь революции проявил завидную прозорливость и волю. Если мы не подпишем мир, тяжелый, несправедливый, то «крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же поражений – вероятно, даже не через месяцы, а через недели – свергнет социалистическое рабочее правительство». Речь шла, таким образом, о судьбах революции. На совещании ЦК по вопросу о мире столкнулись две полярные точки зрения: Ленина и «левых» коммунистов. В результате голосования противники мира, сторонники «революционной войны» вначале получили большинство голосов.

«Левые» коммунисты, к которым следует прежде всего отнести Бухарина, Бубнова, Преображенского, Пятакова, Радека, Осинского, Ломова, предлагали сделать упор на подъем революционного движения в Европе. Без немедленного революционного взрыва в Европе наша революция погибнет, заявлял Пятаков. Революционная война против германского империализма, считали «левые», способна подтолкнуть пролетариат на революционное выступление против своих правительств. Нужно сказать, что революционные симптомы, наблюдавшиеся во многих странах Европы, «левые» приняли за начало континентального пожара детонатора мировой революции.