Но за три дня до этого произошло одно знаменательное событие, которое подробно описал историк Роберт Такер в книге «Сталин-революционер. Путь к власти»: «С особого разрешения немецкого невропатолога, профессора Ферстера, консультировавшего врачей Ленина, он 21 декабря продиктовал Крупской короткое письмо Троцкому. В нем выражалось удовлетворение благоприятным исходом борьбы за сохранение монополии внешней торговли и содержалось предложение Троцкому не останавливаться, а “продолжать наступление”, для чего поставить на предстоявшем партсъезде вопрос об укреплении внешней торговли. Узнав о письме, Сталин, которого, должно быть, тревожили признаки враждебного к нему отношения Ленина, пришел в ярость. Воспользовавшись тем, что Центральный комитет возложил на него персональную ответственность (по-видимому, в силу занимаемого поста генерального секретаря) за соблюдение установленного для Ленина врачебного режима, Сталин позвонил Крупской, грубо обругал ее и угрожал Контрольной комиссией (органом, утверждавшим партийную дисциплину) за то, что она нарушила врачебное предписание».

Но не привыкшая к такому грубому обращению, тем более связанному с деятельностью своего мужа, Крупская через несколько часов написала старому большевику, члену Президиума ЦИК СССР Л. Б. Каменеву следующее послание: «Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, так как знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию (Зиновьеву) как более близким товарищам В. И. и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности».

Позже об этом письме и инциденте с оскорблениями Крупской узнал и Ленин, и 5 марта 1923 года, продиктовав письмо злейшему врагу Сталина Л. Троцкому (попросив его разобраться в проходивших в Грузии событиях и доложить в ЦК), также надиктовал небольшое послание самому Сталину. Оно было помечено грифами «Строго секретно» и «Лично», но при этом копии его отправлены адресатам письма Крупской – Л. Каменеву и Г. Зиновьеву. В тексте ленинского послания было сказано следующее:

Дальше существует версия, которую позже излагал Л. Троцкий в своих уже заграничных изданиях. Ознакомившись с письмом, Крупская обратилась к тому же Л. Каменеву, сказав: «Владимир только что продиктовал стенографистке письмо Сталину о разрыве с ним всяких отношений. Он бы никогда не пошел на разрыв личных отношений, если б не считал необходимым разгромить Сталина политически». По словам Володичевой, одной из секретарей Ленина, Крупская просила не отправлять это послание Сталину, но выполняя волю вождя мирового пролетариата, Володичева лично передала 7 марта послание Ленина генсеку. Тот прочитал и сразу же продиктовал ей ответ, в котором принес все необходимые (как требовал Ленин) извинения. На кону стояла власть на одной шестой части земного шара. Что по сравнению с ней значили любые слова, к тому же предназначавшиеся тяжело больному человеку? 10 марта 1923 года у Ленина случился третий инсульт, после чего он больше не смог заниматься политической деятельностью…