– Скромный, опытный, удачливый, привлекательный, – сделав намеренную паузу, усмехаюсь я. – Не знала бы тебя лучше, подумала, что ты идеальный мужчина.

Я говорю так легко, наверное, потому что это чистая правда. Вычеркни наше знакомство и историю в прошлом, я бы не выпустила его из спальни до самого вылета. А встреть такого раньше, может, и первой ушла бы от Ромы. На меня накатывает неприятная дрожь от этой мысли. Приходится напомнить себе, что я в принципе не была бы такой сломленной, если бы не Егор.

– Я не со всеми такой, – звучит ответ в его духе.

– Значит, это мне так сильно повезло?

– Повезло ли?

Сейчас он смотрит на меня без смеха и провокации. Мне даже кажется, что он впервые по-настоящему думает о прошлом. До этого момента оно будто бы касалось меня одну.

– У тебя синдром самозванца, – ставлю я ему диагноз.

– Что?

– Синдром самозванца, – повторяю, чтобы запомнил. – Когда человек считает себя недостойным заслуженной награды. Когда не может приписать достижения собственным способностям.

Я умничаю, а Егор никак не комментирует, словно прогоняет сказанные мной слова через себя. Молчание – знак согласия?

В конце концов пауза сильно затягивается, тишина режет слух. Я откладываю приборы, потому что устаю притворяться, и спрашиваю то, о чем, несмотря на многочисленные интервью, Егора не спрашивал никто.

– Тебе было страшно? – я произношу это слишком искренне, чтобы он соврал. Подмечаю морщинки в уголках его глаз и на лбу – признаки сомнения, прямую линию напряженных губ и сжатые в кулаки пальцы.

– Я не думал об этом, – наконец на выдохе отвечает он.

– Боже, не могу представить, если честно. Я бы, наверное, сначала поседела, а потом еще до посадки скончалась от сердечного приступа, – тараторю без остановки, а Егор вдруг смеется – раскатисто, громко, в полный голос.

Его смех облетает зал и будоражит всех вокруг.

– Это я уже понял. Надеюсь, на обратном пути ты не затащишь меня в туалет снова.

– Могу не сдержаться, – сощурив глаза, ехидно отвечаю я.

Чего он добивается этими намеками? Зачем играет со мной? Для него это просто развлечение? Потому что, если честно, это жестоко. Потому что его флирт дает ложные надежды. Я слишком много думаю о том, что, встреться мы сейчас, у нас могло бы что-то сложиться. Сейчас мы другие: и я взрослее, и он серьезнее. Наверное.

– У тебя что-то случилось? – вкрадчиво интересуется он. Только о чем? – Ты спрашивала, почему я не высадил тебя из машины тогда у бара. Мне показалось, у тебя что-то произошло.

О, какие мы внимательные! Аж бесит. Но я больше не хочу выдумывать и ходить вокруг да около.

– Я праздновала развод, – говорю и вдруг понимаю, что почти не вспоминала Рому в последние дни, и это кажется мне даже смешным. Ведь еще месяц назад ощущалось концом света.

Когда Рома ушел, я думала, что моя размеренная жизнь закончится, и отчасти оказалась права. Мой папа, который в нем души не чаял, обвинил во всех бедах меня – сказал, это из-за того, что мы с Ромой не завели детей, будто потомство решило бы все проблемы. Я со слюной у рта отбивалась от этой правды, доказывала, что это было наше обоюдное желание – пожить для себя, построить карьеры. Но залетевшая – случайно или нет – малолетка, которую Рома взял к себе в компанию по перевозкам, для того чтобы та отвечала на звонки, разбила все мои доводы в пух и прах. Мне пришлось даже временно заблокировать папу, чтобы не слушать нечто в стиле «я же говорил».

Рома, кстати, тоже преподнес мне сюрприз, когда, подписывая документы о разводе, заявил, что это именно я не хотела детей, а он всего лишь поддерживал мое решение. Во имя гребаной любви. Классно, да?