– Можно мне с вами? – спросил Крикс с самой невинной интонацией.

– Нельзя. Хозяин – человек Аттала. Еще заведет беседу о политике… Не то чтобы я думал, что ты ляпнешь что-нибудь не то, но взгляд у тебя оч-чень выразительный, и держать себя в руках ты совершенно не умеешь, – сказал Ирем. Крикс поморщился, с трудом сдержавшись, чтобы не спросить у рыцаря, с чего тот взял, что простого «нет» было бы недостаточно. Он молча взял у сюзерена кошелек и, развернувшись, зашагал к трактиру.

На душе у Крикса было тяжело и как-то неспокойно. Пройдя несколько шагов, он осознал, что это тягостное чувство связано отнюдь не со словами Ирема – досада на сеньора была мимолетной и рассеялась в ту же секунду, когда рыцарь зашел в дом, – а с чем-то куда более серьезным. Крикс попробовал понять, что же его так сильно огорчило. Рабский торг?.. Пожалуй, да. Но, с другой стороны, он ведь и раньше знал, что на Томейне и на Филисе полным-полно рабов, он видел их на улицах и в гавани, так неужели что-то изменилось только оттого, что целую толпу этих рабов собрали в одном месте? Тем более что на базаре, по большому счету, не происходило ничего ужасного. Вопреки всему, что Крикс воображал себе, услышав «рабский торг», невольников не выставляли на помосте, не заковывали в цепи и не били. Отнюдь не создавалось впечатление, что людей, которых он видел там, запугивают или морят голодом. Так что же, все-таки, могло его так сильно зацепить?..

Крикс сделал еще несколько шагов – и вспомнил.

Тот мальчишка на скамье, мимо которого они прошли в самом начале. Крикс, наверное, и не заметил бы его, если бы не почувствовал чей-то горящий, напряженный взгляд, направленный ему в лицо. Парень смотрел на него так, как будто умолял о помощи, и Криксу сделалось не по себе. Как будто бы он не спеша прогуливался по морскому берегу и любовался окрестностями, пока неподалеку тонет человек.

А ведь, по сути, почти так оно и было… и не важно, что даже если бы он захотел помочь тому мальчишке, у него ничего не вышло бы.

Крикс остановился, осененный неожиданной идеей. Воровато огляделся, убедился в том, что улица пуста, и, торопливо развязав завязки кошелька, оставленного ему Иремом, высыпал его содержимое в подол рубашки. Девять маленьких, блестящих золотых динеров и с десяток более потертых серебряных монет.

Сердце «дан-Энрикса» забилось чаще. Он не представлял, сколько может стоить раб, но, по его разумению, денег, лежавших в кошельке, должно было хватить. Сэр Ирем не был склонен к мотовству, но не любил стесняться в тратах и всегда носил с собой большие суммы. Воров коадъютор не боялся: «сумеречники» сторонились Ирема даже тогда, когда он не носил орденский плащ – должно быть, инстинктивно чувствуя, что этот человек опасен.

Крикс ссыпал деньги в кошелек, борясь с волнением. Он чувствовал себя припертым к стенке, как будто посетившая его рискованная мысль не оставляла ему выбора. Если он не осуществит задуманное, то всегда будет помнить, что у него была возможность выручить того мальчишку, но он не воспользовался этим шансом, потому что струсил. Струсил поступить по-своему и разозлить мессера Ирема, и вообще – взять на себя ответственность за трудное решение…

«Ты этого не сделаешь, – мысленно поддразнил он сам себя. – Кишка тонка!»

Представить себе что-нибудь подобное – это не более, чем дикая фантазия, но обокрасть мессера Ирема, чтобы купить того мальчишку – это уже настоящее безумие. Надо пойти в трактир и заказать обед на две персоны, потом подождать, пока лорд Ирем не закончит свое «дипломатическое словоблудие», пообедать и вернуться на корабль вместе с сюзереном… Крикс убрал кошель мессера Ирема в карман, потом сунул большие пальцы рук за пояс и качнулся с пятки на носок – точь-в-точь, как капитан «Бесстрашной Беатрикс», когда он говорил мессеру Ирему: «Нет, как хотите, монсеньор, а это вам не “просто облака”! К вечеру будет шторм».