Из фотокопии протокола комиссии следует, что поначалу «предложение т. Сталина» сводилось к тому, чтобы ограничиться лишь административной ссылкой, без предания Бухарина и Рыкова суду и без передачи их дела в НКВД. Именно такое предложение – «выслать» – поддержали в прениях М. Ульянова, Варейкис, Крупская, Молотов, Ворошилов. Однако под давлением радикально настроенных членов комиссии оказалось принято другое решение, и для окончательного утверждения Пленумом ЦК была выработана иная «мотивированная резолюция», где уже говорилось о необходимости передать дело Бухарина и Рыкова в НКВД. Хотя так и не ясно, кто же всё-таки выступил с предложением такого содержания, оно получило поддержку всех членов комиссии. Возможно, это была чья-то реплика, или в сталинском выступлении на заседании комиссии обсуждалось несколько вариантов решения вопроса о деле Рыкова и Бухарина, но в любом случае «предложение т. Сталина» было самым мягким из всех прозвучавших.

Как напоминают читателям Дж. Гетти (США) и О. Наумов (Россия) в строго документированной книге «Дорога к террору: Сталин и самоуничтожение большевиков в 1932–1939 гг.», в рассматриваемый период «умеренная» позиция вождя по вопросу репрессий и, в частности, по отношению к Бухарину не была чем-то исключительным:

«Вслед за реабилитацией Бухарина в сентябре 1936 г. и предпринятыми Сталиным усилиями отложить судебное разбирательство против него на декабрьском Пленуме 1936 г., это был третий случай, когда Сталин лично вмешался, чтобы не отдавать Бухарина под суд»[46].

Но это ещё не всё. Опровергая наветы и клевету записных обличителей Сталина, в своих комментариях к событиям на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) авторы приходят к следующему выводу:

«Теперь мы можем окончательно исключить так часто встречающуюся в литературе точку зрения, что Сталин в этот период уступал мнению коалиции старых большевиков, настроенных против террора. Среди часто упоминавшихся в этой роли (Куйбышев, Киров, Орджоникидзе и другие) никого на момент проведения Пленума не осталось в живых. Наоборот, по документам выходит, что Сталин был единственным, кто продолжал противиться как тюремному заключению, так и применению смертного приговора»[47].

На XX съезде, потрясая своим докладом, Хрущёв кричал: «Косарева и Якира в 1937 году расстреляли! Каких людей!». Но он умолчал о том, что эти «пламенные большевики», ничуть не колеблясь, были готовы подвести под расстрел гораздо более «пламенных» – представителей старой «ленинской гвардии» – Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Итог получился закономерным, ибо «какой мерой ты других судишь, такой же мерой и тебя могут осудить».

О том, как расправлялся с «врагами народа» сам Никита Сергеевич, речь ещё пойдёт впереди.

Анастас Иванович Микоян тоже временами забывал о милосердии. В годы «перестройки» по телевидению показывали кинохронику, посвящённую юбилею «20 лет ВЧК-ОГПУ-НКВД» (декабрь 1937 года). С докладом на торжественном заседании тогда выступил Микоян. Он почему-то не призывал «милость к падшим». Наоборот, Анастас Иванович напоминал чекистам, что «карающий меч революции» вкладывать в ножны ещё рано. Вот несколько характерных цитат из опубликованного в «Правде» краткого изложения его доклада:

«Наркомвнудельцы во главе со сталинским наркомом Николаем Ивановичем Ежовым стоят на передовой линии огня, занимают передовые позиции в борьбе со всеми врагами нашей родины.

. .

Товарищ Микоян подробно останавливается на последнем периоде работы Наркомвнудела, когда во главе советских карательных органов партия поставила талантливого, верного сталинского ученика Николая Ивановича Ежова, у которого слова никогда не расходятся с делом. Славно поработал НКВД за это время!