– Вот сволочи! – Геолог сжал кулаки. – И чего неймётся? Я же сразу сказал, что не нужно мне это место! Хотите – забирайте! Но нет, интригуют, плетут заговоры. Тьху! Ладно, это наши дела. Чего, говоришь, у тебя на Песню года взяли?

– Эти две. – Распечатки с текстами у меня были под рукой, на всякий случай, так что я тут же показала Георгию Антиповичу слова. – Вообще, таких песен, на революционную и спортивную тему, у меня на пару пластинок хватит. Мусей-пусей побольше будет, тут не спорю, но их и не запоминает никто. А вот эти, они на века!

– Ну, с веками ты хватил, но что-то в них есть, – кивнул Евсеев, взяв себя в руки. – Пойдёмте, молодой человек. Две минуты вышли, да и начинать пора. Не будем заставлять уважаемых товарищей ждать. И извини. Погорячился.

– Я вас понимаю, сам не в восторге от современной эстрады. – Прозвучало это двулично, но что поделать, был бы я настоящий поэт, тогда совесть бы ещё проснулась, а так спала крепко и беспробудно. – Но что поделать, людям иногда надо и отвлечься от классовой борьбы и просто отдохнуть. Да и нет там никакой похабщины. Простенькие танцевальные композиции, чтобы не задерживались в голове, пока тело двигается.

– Воспитывать должны любые песни, молодой человек, – покачал головой Георгий Антипович. – Не зря классики говорили про разумное, доброе, вечное. А забивать головы людей бессмысленной жвачкой дело нехитрое, но совершенно неблагодарное. Мы растим нового человека, человека будущего! Коммуниста, которому будут открыты все дороги! И как это сделать, если у него в голове будет одно тыц-тыц-тыц?!

– А вот не скажите, Георгий Антипович, не скажите. – К дверям мы подошли под ошарашенными взглядами всех присутствующих, даже Цемель смотрел на меня как на второе пришествие Христа. – Через такие вот песенки можно и нужно работать с молодёжью. Это непросто, да, как и подать любую сложную вещь простым языком, но всё равно какие-то базовые вещи о любви, верности, дружбе, справедливости вполне можно донести. Не скажу, что у меня это прям получилось, поэтому я всегда открыт критике старших товарищей, но я старался.

– А я и покритикую! – Евсеев, не обращая внимания на остальных, распахнул дверь. – Идём! Я всё скажу!

– Только после вас. – Старших я уважал, особенно таких, на чьих книгах я вырос. Главное, было не уточнять, что это случилось в прошлой жизни, и книги я брал в тюремной библиотеке, не отличающейся особым выбором, но мне правда они понравились. – Прошу, товарищи!

Мой прогиб был, что называется, засчитан. Маститые писатели оценили, что пацан не стал лезть поперёк батьки, а уважил старших, придержав для них дверь. Идущий последним Иосиф Эмильевич кивнул, мол, всё правильно сделал, но ничего говорить не стал. Да и незачем, хоть было видно, что его удивило моё знакомство с творчеством Георгия Антиповича. Такого он от бывшего гопника не ожидал. А я лично был доволен, что познакомился с отличным автором. Пусть даже ему мои стихи не понравились. Я что, виноват, что у нас не могли сочинить получше?! Пусть спасибо скажет, что я Инстасамку решил не трогать. А то научил бы советских детей, что за деньги – да!

Заседание началось скучно. Сначала не хотели пропускать Иосифа Эмильевича, апеллируя к тому, что он не член Союза писателей, но, когда я немного упёрся, без наглости, но с тем, что Цемель тот, кто дал мне путёвку в жизнь, согласились, что его присутствие оправданно. Потом председатель Новосибирского отделения, Борис Хаимович, толкнул коротенькую речугу, минут на сорок, не больше, суть которой сводилась к тому, что надо давать дорогу молодым и талантливым, и как нам всем повезло, что в одном городе с нами живёт такой парень. Можно сказать, практически гений! Я даже сам заслушался, так меня ещё никто не славословил.