И овраг.

Ганц не терял времени, расспрашивая спутника о том, почему овраг Черный, а озеро – Гиблое. Варош, оказавшийся отцом жениха пропавшей девушки, отвечал не то, чтобы охотно. Сначала запирался, дичился, отделывался коротенькими «да» и «нет», мычал нечто невыразительное. А потом разговорился.

Почему озеро – гиблое?

Так там ни одна рыбина не живет, ни одна живность. И вода там гадкая, невкусная… озеро прозрачное, чистое, но туда никто не ходит. Ни купаться – гадости нахлебаешься, ни рыбачить, ни…

Ганц понял, что их интересует не озеро. Скорее всего.

Глубокое оно?

Нет, не особенно. Чистое, вода аж голубоватая, но глубина небольшая. Есть провалы, конечно…

Овраг?

Гадкое место, гиблое. Глинистая почва, в дождь пластами оседает, завалит – крикнуть не успеешь! Уж сколько раз случалось… не на его веку, но случалось. В такое время туда лучше не ходить, но они осторожно. И им не рыть, не рвать ничего, пройтись – и уйти, правильно он понял?

Правильно.

Потому там и зверье не живет, и не растет ничего толкового. Опасно, конечно. Если что – оно впереди собаку пустят. Волчок… да, потому такое и имя. Так делают.

Когда сука течная, ее могут отпустить в лес. И ни разу не бывало, чтобы волки ее порвали. А кто уж там отец… может, и волк.

Серый Волчок глядел желтыми глазами. И уши у него, кстати, стояли торчком. Прижать их к голове, как делают собаки, он не мог, только хвост поджал. Он тоже не был в восторге от предстоящего. Но – человек приказал, и собаке оставалось лишь подчиниться.

С оврага и начали, благо, тот был поближе…

***

Только увидев этот овраг, Ганц понял, за что его прозывают Черным. И похуже бы прозвать стоило! Может, летом он выглядел получше, когда здесь росла трава, зеленел папоротник, вносили свою лепту деревья…

Может быть.

А сейчас, на пороге зимы, почва, негусто присыпанная осенней листвой, казалась грязной и ржавой. Словно на нее кровь пролилась…

Торчащие пучки высохшей травы, беспомощно выломавшиеся из земли корни, цепляющиеся за склоны деревья, комья вывороченной глины, жирно поблескивающие на изломах…

Где-то на дне журчало – кажется, там бежал ручеек. Но Ганцу даже видеть его не хотелось.

– Смотри…

Варош с силой топнул по краю обрыва. И тут же отступил на шаг назад.

Секунд пятнадцать ничего не происходило. А потом толстый пласт глины попросту сполз вниз.

Ганц невольно поежился.

– Так завалит – и концов не найдешь…

– Оно верно. Только если тут тело прятали…

– Да?

– Абы где не спустишься. И не поднимешься… опять же, не на себе тащить тело надо, это лошадь, а она по бурелому не пройдет…

Варош объяснял. Ганц внимательно слушал. Выходило так, что удобных мест всего четыре. А их проверить намного легче.

Но какое ж жуткое место!

Даже городские трущобы были приятнее! Там все понятно, край – тебя попросту прирежут, да и в канаву скинут. А тут словно стоит кто за плечом, и шепчет, и смотрит, и касается шеи холодными пальцами… бррррр!

Ганц поежился и пошел за своим провожатым.

***

Им повезло с третьим местом.

Не то, чтобы повезло целенаправленно, обыскать они его не успели, осмотреть тоже, просто завыл Волчок. Глухо, утробно, как волки воют…

Варош посмотрел на собаку, ругнулся – и принялся доставать веревку, лопату…

– Ты, господин, постоишь здесь.

– А…

– А я спущусь к собаке, посмотрю, что там у него. Если завалит, постарайся меня вытащить.

– Вытащу, – твердо пообещал Ганц. – Но лучше сам спущусь.

– Ты не сможешь. Сноровки у тебя нужной нет.

Ганц пожал плечами.

– Ты эти места лучше знаешь, верно. Так и помочь лучше сможешь. А сноровка… вроде как не слепой, не дурной, на рожон переть не буду.