(Икс кинул камень своего тела на меня, и я сломалась, внутри я кричала и кричала.)
…и не останавливаясь, пока меня не увели, ткнули меня в руку иголкой, и я заснула.
Я закончила историю тем, что банду так и не поймали. Мой дрожащий голос был нежным, застенчивым, певучим голосом Роуз. А если бы банду и нашли, птиц бы это не оживило.
(Я никогда никому не рассказывала, потому что это уже бы все равно меня не оживило.)
Тишина. Я вернулась в себя, на сцену. Я вытерла щеку и склонила голову, чтобы показать, что монолог окончен, а когда подняла взгляд, все уставились на меня, открыв рты.
– Ладно… спасибо, – сказала я.
Я поспешила прочь со сцены, ни на что не глядя, помимо ближайших дверей. Я вышла через боковой запасной выход на прохладный бодрящий воздух.
Я это сделала.
Мне было все равно, получу я роль или нет. Важно было то, что впервые я рассказала правду. Другими словами, но все же свою правду.
Я оперлась о стену. Слезы текли по щекам, и я не могла сказать, принадлежат они мне или Роуз.
Возможно, это не имело значения.
Глава одиннадцатая
Айзек
Черт побери.
Уиллоу вышла из театра, и ее длинные волосы развевались на ветру. Я схватил ее позабытые пальто и шапку и поднялся с места. Проклятые ноги казались ватными. Я выбрался из парадного входа и обошел здание, направляясь к черному. Я хотел покурить, а ей понадобится пальто. Скорее всего, она там замерзала.
«Не то чтобы бы мне было до этого дело».
Я мог представить, как Мартин закатывал глаза при этих словах и говорил мне попытаться еще раз.
Я нашел Уиллоу в узком переулке между театром и таверной «Ника». Она опиралась на стену. Плечи поднимались и опадали, а вокруг головы клубился пар от ее дыхания. Когда она увидела меня, ее глаза расширились и она вытерла лицо рукавом.
– Чего тебе? – спросила Уиллоу. Она обхватила себя руками, не глядя на меня и дрожа, в джинсах и мягком розовом свитере.
– Ты забыла вот это, – я протянул ей пальто из тяжелой и дорогой шерсти и розовую вязаную шапочку.
– О, спасибо.
Я повернулся, собираясь уйти.
– Подожди секунду, – она надела пальто и шапку. – Спасибо за совет. Сработало. Я не ожидала того, что произошло. Или, может быть, ожидала, – добавила она, словно обращаясь к самой себе. – Возможно, именно это и должно было произойти, но я не… не была к этому готова.
– Понимаю, – заметил я. – Ты не против, если я закурю?
Она покачала головой. Я зажег сигарету, и огонь от моей зажигалки осветил боковой переулок, в котором мы стояли. Единственным другим источником света была таверна. Я затянулся и выдохнул, пытаясь подобрать слова.
– Ты в порядке? – наконец, спросил я.
– Ага. Просто… я такого не ожидала.
Я кивнул.
– Это было… – Мощно, ярко и чертовски по-настоящему. – Хорошо.
Я поморщился от этого хрупкого жалкого слова. Она заслужила лучшего отзыва. Но я либо мог сказать ей: «Ты потрясла меня до глубины души, такого никогда не происходило, и я не мог отвести от тебя взгляда». Либо заметить: «Ты была хороша». Варианта посередине не было.
– Спасибо, – ответила она. Уиллоу поежилась, хотя и застегнула пальто на все пуговицы. – Мне пора.
Я уступил ей дорогу и внезапно осознал, что я в действительности незнакомец, поймавший ее в темном переулке.
Она хотела обойти меня, а затем остановилась.
– Ты поэтому это делаешь?
– Делаю что?
– Бережешь все слова для сцены?
Я уставился на нее.
– Из-за очищения, да? – спросила она. – Так ты рассказываешь свою историю, даже не рассказывая ее?
«Что за история лежит за рассказанной тобой сегодня вечером?» – хотел спросить я. Но каким бы подтекстом Уиллоу ни пользовалась для такого исполнения, это не была история для обычного разговора позади старого театра. Или для меня. И все же я хотел рассказать ей что-то правдивое о себе. Отдать что-нибудь.