Он смотрел на дорогу. Свет покинул небо и давил теперь на горизонт, забрав с собой знакомые черты и ощущение безопасности. В сумерках дома выглядели иначе, казались раздетыми донага, словно некто лишил их защитной оболочки. Они смотрели друг на друга, точно враги, и в самой верхней точке, отдельно от остальных, высился дом под номером одиннадцать.
Неподвижный, тихий, чего-то ждущий. Шейла подняла голову, проследила за направлением его взгляда.
– Нет никакого смысла, верно? – заметила она. – К чему оставаться, если знаешь, что никому не нужен?
Брайан пожал плечами:
– Может, по отношению к нам он чувствует то же самое. Может, ждет извинений.
Шейла рассмеялась. Смех получился визгливым и сердитым.
– Ну, лично от меня извинений ему придется ждать чертовски долго.
– Неужели ты серьезно думаешь, что он это сделал? Что это он тогда похитил ребенка?
Она уставилась на него. Лицо ее словно окаменело, зрачки расширились – белков почти не видно, глаза гневно сверкали.
– Да ведь он как раз из таких, разве нет? Ты только глянь на него, сразу все ясно! Не тупи, Брайан.
Он почувствовал, что вся кровь так и хлынула в лицо. И порадовался тому, что она не заметила.
– Странный Уолтер, – пробормотал он.
– Вот именно. Даже дети это понимают.
Брайан посмотрел на свет в окнах дома Шейлы.
– А кто с твоими сидит? – спросил он.
Она улыбнулась:
– Они в няньках не нуждаются. Лайза уже достаточно взрослая. Умная, вся в мать пошла. Я хорошо ее воспитала.
Брайан снова взглянул на дом одиннадцать. Его очертания терялись на фоне неба, края крыши сливались с чернильной темнотой.
– Так вот чем обычно занимаются ребятишки? – спросил он. – Копируют своих мамочек и папочек?
Шейла едва ковыляла по тротуару, высоченные каблуки скользили по бетонному покрытию.
– Именно, – отозвалась она. – И нечего жалеть Уолтера Бишопа. Такие люди, как он, сочувствия не заслужили. Они другие, не как мы.
Лязгнул засов калитки, звук разнесся по пустой улице.
– Ты на самом деле думаешь, что полиция снова займется этим пожаром? – спросил он. – После того, как прошло столько времени?
Шейла развернулась к нему в полумраке. Лица видно не было, лишь очертания головы. Тень, скользящая на фоне быстро темнеющих кирпичей. И ответила ему шепотом, вполне различимым в тишине.
– Будем надеяться, что нет, черт побери, – сказала она.
И вот каблуки ее застучали по ступенькам, ключ повернулся в замке, а Брайан смотрел, как последние отблески дневного света покидают небо.
Он перешел улицу и направился к своему дому. Шел, засунув руки в карманы куртки. Сперва подумал, что ему показалось, но затем почувствовал снова. Ощущение было такое, будто о запястье трется какая-то картонка. Он остановился, дернул за подкладку рукава, немного оторвав ее.
Библиотечная карточка.
Он стоял под уличным фонарем. Ему удалось прочесть имя на карточке в неверном оранжевом свете.
«Миссис Маргарет Кризи».
Брайан нахмурился, затем сложил картонку пополам и стал заталкивать обратно под подкладку, пока она не исчезла.
Брайан стоял в дверях и оглядывал гостиную. Материнский рот, открытый во сне, выглядел огромным как пещера, отчего лицо казалось до ужаса тривиальным. Пустая коробочка от ассорти лежала на табурете, ковер был завален мусором, скопившимся за день: вязальные спицы, кроссворды, странички с телевизионными программами, вырванными из газеты…
– Мам! – окликнул он. Негромко, чтобы не разбудить ее, но достаточно отчетливо, чтоб убедить себя, что он это сделал.
В ответ послышался храп. Не такой оглушительный и раскатистый, как можно было бы ожидать, вполне себе умеренный. Даже какой-то задумчивый. Отец рассказывал, что, когда они познакомились, мама была девушкой нежной и грациозной. И Брайан решил, что, возможно, сдержанный храп – это все, что осталось от некогда застенчивой и хрупкой женщины.