– Дома они, точно тебе говорю. – Тилли прижалась лицом к окошку из цветного стекла в двери. – Слышно, как работает телевизор.

Я тоже прижалась лицом к стеклу.

– Может, они фильм смотрят, – сказала я. – Может, стоит зайти позже.

– Так ты не считаешь, что это наш долг перед миссис Кризи, позвонить в дверь как можно скорее? – Тилли обернулась ко мне с самым серьезным выражением лица. – И перед Богом тоже?

Солнце отражалось от снежно-белой щебенки, которой были посыпаны дорожки у миссис Форбс, я даже прищурилась – так слепило глаза.

– Как лидер группы гёрлскаутов, Тилли, я решила поручить звонить в дверь тебе, пока сама готовлюсь произнести речь.

Она посмотрела на меня из-под непромокаемой шапочки.

– Но ведь на самом деле мы никакие не гёрлскауты, Грейси.

Я тихо вздохнула и заметила:

– Очень важно уметь вжиться в роль.

Тилли, хмурясь, смотрела на входную дверь.

– Может, ты и права. Может, дома и правда никого нет.

– Очень даже есть.

На тропинке, огибающей дом, появилась миссис Форбс. Одета она была так, как моя мама одевалась для визита к врачу, и несла под мышкой большой рулон пакетов для мусора. Развернула один с сильным треском, и с крыши сорвалась стайка встревоженных голубей.

Она спросила, зачем мы пришли. Тилли уставилась на белоснежную щебенку, а я, скрестив руки на груди, стояла на одной ноге, стараясь занимать как можно меньше места на ступеньке.

– Мы гёрлскауты, – спохватившись, ответила я.

– Да, мы гёрлскауты. Пришли предложить вам помощь, – пискнула Тилли. Хорошо хоть удержалась, чтоб не запеть.

– Что-то не больно вы похожи на гёрлскаутов, – миссис Форбс с подозрением сощурилась.

Тогда я сказала, что нам нужна помощь соседей, и тут миссис Форбс кивнула, согласилась, что она действительно наша соседка, и даже предложила нам войти в дом, чтобы не стоять на жаре. Тилли потянулась следом за кардиганом миссис Форбс, возбужденно размахивая руками, я погрозила подруге кулаком, пытаясь ее успокоить.

Миссис Форбс, стуча каблучками, развернулась и пошла по тропинке вдоль дома. Каблуки звонко цокали по чисто подметенной бетонной плитке, а наши сандалии шлепали следом, изо всех сил стараясь не отстать. Через секунду она вдруг обернулась, и мы с Тилли, все еще размахивая руками, едва не врезались в нее.

– А твоя мама знает, что ты здесь, Грейс? – спросила она. И вскинула руки, точно регулировщик движения.

– Мы ей сказали, миссис Форбс, – ответила я.

Она тут же опустила руки и снова застучала каблучками.

«Интересно, – подумала я, – понимает ли миссис Форбс, что сказать моей маме – это одно, а вот знает ли она – это совсем другое?» Две совершенно разные вещи. Впрочем, откуда ей было знать, что мама обычно подносила пальцы к горлу и яростно отрицала, что ей говорили что-либо в этом роде. Даже когда отец брал себе кого-нибудь в свидетели (обычно меня) и слово в слово повторял содержание разговора.

– А про мою маму она почему-то не спросила, – прошептала Тилли.

Очевидно, мать Тилли считалась слишком непредсказуемой, чтобы спрашивать о ее мнении.

Я расправила джемпер на спине подружки.

– Все нормально. Спросить о моей маме – этого за глаза хватит на двоих. И ты всегда можешь это использовать.

Тилли улыбнулась и взяла меня под руку.

Порой я никак не могу припомнить, когда ее не было рядом со мной.

Ковер у миссис Форбс был цвета сиропа от кашля. Он тянулся через весь холл до самой гостиной, а когда я обернулась, то увидела, что им покрыта и лестница на второй этаж. Сохранились линии в тех местах, где по нему провели пылесосом, а когда мы вошли в гостиную, то там нас ждал еще один квадрат сиропа. Наверное, на тот случай, чтобы каждый гость мог убедиться – в этом доме царит полный достаток.