Пришло время разоблачиться. Одежда у меня специальная, как раз для взломщиков. Не отражающая свет, облегающая, нигде не жмет, дает полную свободу движений для акробатики, ползания, лазанья и прочего.
Голова скрывается под капюшончиком, лицо – под матерчатой полумаской. Еще в моей спецовке куча потайных карманов для всяких приспособлений. Карманы произрастают везде, по одному есть даже с внешней стороны высоких ботинок.
Руфио спросил:
– Кто оттяпал от твоей куртки кусок? Злобный хозяин ожерелья?
– Это сейф. Я захлопнул его, не заметив, что край защемило, а когда драпал, рванул так, что кусок оторвался.
Я поднял куртку к свету и причмокнул. Скверное дело. Теперь придется чинить, тратить время и деньги. С другой стороны, есть Уна. У нее золотые руки, поэтому сами боги велели ей помочь брату решить проблему. Правда, Уна заявила, что не будет участвовать в моей незаконной деятельности (она настаивает, чтобы я стал честным спригганом – ха-ха!), но у меня найдется чем на нее надавить.
Посмотрев на портрет в рамочке, висящий над кроватью, я подождал, не посоветует ли мне чего-нибудь самый первый и самый великий взломщик в истории.
Нет, не подсказал. Бильбо Торбинс все так же улыбался, и румянец с прежней силой сверкал на его щеках. Вероятно, это означало: выпутывайся из проблемы сам. Как всегда.
Ладно. Выпутаемся. Я бросил куртку, она полетела и повисла на крючке.
Крыс устроился в игрушечном плетеном креслице на крыльце своего домика. Скрестив задние лапы и положив передние на живот, он наблюдал за мной.
Ни дать ни взять житель обеспеченного пригорода Кавароны, отдыхающий вечерком от трудов праведных.
– Уна ничего не передавала? Я облачился в домашнее.
– Ничего. Фыркнула на то, что в доме полный разгром, и удалилась. А между прочим, разгром и есть. Погляди, что творится на кухне. Нет, ты погляди! А в комнатах на первом этаже? Жуть. Даже на мой крысиный взгляд, хотя многие и считают нас порядочными свиньями.
– Ты мог бы помочь, – сказал я.
– Помочь? О! Такого я от тебя не ожидал! Глядя на крыса, я отправил в рот одно печенье и захрустел им. У Руфио отвалилась челюсть, он сглотнул, не в силах поверить в такое нахальство с моей стороны.
– Ты видишь мои слабые бедные лапки? Видишь? Бессердечный тип! Что я могу этими лапками? Ворочать твои чугунные сковородки, что ли? Мыть полы, таская ведро, которое в сравнении со мной размером с дом?!
– Ну сковородки и ведра, положим, это чересчур, – отозвался я, мысленно хваля Уну. Печь всякие вкусности она умела. – Но ты мог бы прибраться в в моем углу. И в своем доме. Нет?
Оскорбленная крыса напоминает министра, выгнанного с должности за взятки. Считает, что с ней несправедливо поступили и надо было добавить еще денег, а не отбирать честно наворованное.
– Я в поте лица охраняю дом в твое отсутствие, а ты заставляешь меня идти на каторгу?
– Что с тобой сегодня, хвостатый? Ты все принимаешь в штыки!
– Не все, – ответил Руфио, – только вопиющую несправедливость!
– Так ты не будешь убираться? – спросил я.
– Нет. Когда ты говоришь таким тоном, не буду!..
– Но ты обязан выполнять свою часть работы.
– Нет, не обязан!
– Почему?
– Потому что я – домашнее животное, Локи, а домашние животные, да будет тебе известно, предназначены для того, чтобы вести праздную, паразитическую жизнь, полную разных удовольствий. Они не обязаны работать, надрываться и все прочее, им это противопоказано!
Руфио нередко пускался в высокоумную болтологию и мог рассуждать на какую-нибудь дурацкую тему часами.
– Домашнее животное – это символ благополучия в доме, оно приносит радость хозяевам и вправе рассчитывать на море благодарности! – добавил крыс.