Он обмотал полотенце вокруг талии и босиком прошел в свою спальню, плотно закрыв за собой дверь. В этой комнате никаких зеркал – только кровать, тумбочка с лампой, комод, переполненный книжный шкаф и старое деревянное кресло-качалка, завещанное матери его бабушкой.

Он быстро оделся в пижамные штаны и просторную футболку и выбрал книгу из своей библиотеки. Прочитав шесть страниц, он со вздохом отложил книгу в сторону, поднялся и отыскал свой выпускной альбом на верхней полке стенного шкафа, где царил идеальный порядок.

Пролистав альбом, он остановился на странице с фотографиями десятиклассников. Среди них мелькала и Дженни Сью. Фотографии были черно-белыми, но это не мешало разглядеть в ее глазах грусть. Почему она приехала в Блум на автобусе? Это, конечно, не его дело, но он не переставал задаваться вопросом. Наверняка весь город только об этом и судачил.

Ты был немного влюблен в нее, когда учился в старших классах, звучал в голове назойливый голосок.

– И что с того? – произнес он вслух. – Никто никогда об этом не знал. Она была не в моей лиге. Можно подумать, она бы села в мой пикап.

Он растянулся на кровати и сцепил пальцы на затылке. Стало быть, она приехала на день рождения Дилла? Значит, пробудет здесь еще несколько недель – помнится, в прошлом году, просматривая страницы светской хроники в газете, он обратил внимание на то, что дни рождения у них с Диллом практически рядом.

Вероятность того, что их пути пересекутся, была ничтожно мала, но он мог мельком увидеть ее в городе или за чашечкой кофе в кафе – если повезет.

Во вторник утром Дженни Сью проснулась внезапно, словно от толчка. Она резко села на кровати и непонимающе заморгала, прежде чем сообразила, что находится в своей бывшей спальне, в отчем доме в Блуме, а не в нью-йоркской квартире. Казалось бы, что может быть лучше для нового старта в жизни, но все вокруг выглядело чужим и вызывало странные чувства. А между тем ничего не изменилось ни в доме, ни в ее комнате.

В прошлом году мама и папа провели рождественские каникулы вместе с ней, в Нью-Йорке. Она выкроила немного свободного времени в плотном расписании онлайн-занятий в колледже, так что они сходили на пару бродвейских шоу, а вдвоем с мамой оттянулись на шопинге. Этот визит, похожий на сон, закончился появлением на свет мертворожденной дочери Дженни Сью. Роды случились на пару недель раньше срока.

К горлу подступил ком, и на глаза навернулись слезы, когда она подумала о том дне. Обхватив голову руками, она наклонилась вперед и дала волю слезам, вспоминая, как целый час держала на руках драгоценное маленькое тельце, прежде чем его забрали. В тот день она подумала, что больше никогда не вернется в Блум и не пойдет на безымянную могилу на участке Бейкеров на городском кладбище, потому что не сможет еще раз пережить эту боль. После родов она находилась в глубоком шоке и даже не поняла, почему ее мать была так непреклонна в том, чтобы скрыть правду о своей мертворожденной внучке.

Почему-то вспомнилось, как отец подмигивал молодой женщине на вечеринке, когда ей самой было пятнадцать; и тут же в памяти всплыла похожая сцена, только с участием Перси, за ужином с покупателем бриллиантов в Париже. Она вытерла слезы и села прямо; боль сменилась злостью. Если все мужчины такие же, как ее отец и бывший муж, она бы предпочла остаться одинокой до конца своих дней.

Сидя в постели, терзаемая миллионами мыслей, Дженни Сью задавалась вопросом, правильно ли она поступила, израсходовав часть своего скудного запаса наличности, чтобы вернуться в Блум. Но либо так, либо жить в коробке на улице. Она была вынуждена убраться из квартиры, и, даже если бы удалось оставить себе машину, парковка в гараже в большом городе ей явно не по карману. Конечно, отец вмешался бы и обеспечил ей содержание до тех пор, пока она не найдет работу, но она не могла позволить себе жить в Нью-Йорке. По правде говоря, даже при том что она не собиралась оставаться в Блуме, что-то все время тянуло ее в родной город. Может, если бы она сходила на могилу к своему ребенку, это помогло бы перевернуть черную страницу и двигаться дальше.