В прошлой школе было то же самое. Только подрались мы с девочкой, которую я считала своей подругой. Она предала меня и рассказала всем о моей девственности. Сейчас это для меня не имеет никакого значения, но тогда я очень стыдилась своей неопытности в любви.
В восьмом классе казалось, что стоит всем узнать, что у тебя не было парня, как весь мир рухнет. Твой страшный секрет узнает вся школа и никто не захочет дружить с тобой. Тогда-то и вылез мой мерзкий характер. Из стыдливой девочки я превратилась в того, кто готов был разорвать предателя.
Анжела стала первым человеком, которого я всей душой возненавидела. Сама она всегда в подробностях описывала, как происходит первый секс, давала мне читать фанфики>14 на тему «сексуальных отношений между мужчиной и женщиной». Говорила, что «трахаться – это классно». Я всегда соглашалась с ней, считая, что так и есть.
Но когда она напрямую спросила, со сколькими мальчиками я уже спала, я с дуру ляпнула «у меня еще не было». Анжела смотрела на меня, как на что-то мерзкое и отвратительное. В тот день она ничего не сказала, дала очередной фанфик, и закрыла дверь. Не знаю, была ли она на самом деле такой же развязной, как рассказывала. Скорее всего, не была. Но, видимо, считала, что все девочки должны скрывать свою девственность, как что-то позорное и порочащее честь семьи.
На следующий день в классе надо мной смеялись. Я вызвала Анжелу в коридор и оттаскала за волосы, лупя ладонями по лицу, царапая ее гладкую кожу. Наших родителей вызвали в школу. Бабушке пришлось краснеть, оправдываясь за мое поведение. А когда директор спросила нас, из-за чего началась драка, Анжела заплакала и сказала: «она завидует тому, что я красивая!»
Директор предпочла поверить в версию более ухоженной девочки, чем подростку с темными патлами и яркосветящимся прыщом на лбу, который в тот же день вылез от нервов. Меня исключили, а бабушка платила семье Анжелы компенсацию. С тех пор я всегда обращаю внимание на имя человека, пытаясь понять, оправдывает ли он значение его имени, или, как многие другие, двуличная тварь.
Срыв случился неожиданно: поначалу меня начинало трясти, как только я думала о том, как с нами поступила Анжела. Снова и снова видела, как моя бабушка унижается перед ней, отдает последние деньги, лишь бы ее родители не устроили нам проблем с полицией.
Из-за того, что меня выгнали из школы, я отказывалась слушать предложения о новой, и рыдала ночами на пролет. Потом потоки слез стали появляться и днем. Баба Снежа не знала, что со мной делать, поэтому вызвала врача. Он посоветовал ей показать меня психиатру, а тот поставил диагноз «нервный срыв».
Прописанные лекарства давали лишь временный эффект: то отпускало, то накрывало с новой силой. Позже бабушка долго отпаивала меня отварами собственного приготовления и в один прекрасный день срыв прошел. Только после этого я согласилась пойти в новую школу.
* * *
– Класс, тишина! – Инна Игнатьевна постучала судебным молоточком по деревянной подставке.
Она купила его недавно, и отвратительный стук, эхом разносящийся по классу, работал безотказно. Мы сидели на классном часе, в который раз за месяц задерживаясь из-за ее прихоти.
– Сегодня будут дежурить Долохова и Поклонский! И чтоб все выдраили, стулья поставили. Понятно? – Акула уставилась на меня, словно я была средоточием всей грязи в классе.
– Понятно, – ответила я.
– Поня-ятно, – протянул Лёха.
Только этого мне не хватало: после уроков тусить с местным гопником.
Инна Игнатьевна прогнала остальных, проследила, чтобы мы с Поклонским обязательно набрали полное ведро воды и взяли чистые тряпки, а потом встала в проеме.