Мотоцикл, лишённый управления, резко вильнул, проехал задним колесом по своему хозяину и скатился вниз, в канаву.

Седок, видя, какой неприятный оборот принимает рядовое, как ему казалось, путешествие из одного воинского городка в другой, выпучил по-филиньи глаза и заорал что было силы.

— Вперёд! — подал команду Горшков.

Из-под деревьев выскочили трое разведчиков, следом, немного замешкавшись, — четвертый.

Орущего немца выдернули из люльки, в рот ему, чтобы не верещал, сунули заранее свёрнутый кляп, мотоцикл затащили в кусты, чтобы он не был виден с проезжей части, валявшегося в пыли длинноносого мотоциклиста также заволокли в заросли. Был мотоцикл с двумя седоками и не стало его.

Офицер-колясочник оказался тучным мужчиной с объёмистым животом и тройным подбородком. Он пугливо пучил глаза, обильно потел и мычал что-то невнятное.

— Выдерните у него изо рта затычку, — приказал Горшков.

Кляп выдернули. Немец икнул обречённо, затем дрожащим голосом выдавил из себя несколько смятых слов.

— Что он говорит? — спросил старший лейтенант у Довгялло.

Тот поправил на носу очки.

— Просит его не убивать.

Старший лейтенант с сомнением оглядел рыхлого, истекающего потом немца.

— Это что ж получается, — проговорил он недоумённо, — мы эту тушу поволокём на себе за линию фронта? Сам он не дойдёт.

— А что, если это очень ценный «язык», товарищ командир? А? Игра может стоить свечек.

— Посмотрим, Игорь, посмотрим… Пока спроси, из какой он части, где конкретно служит и кем, как его фамилия и имя? В общем, ты сам знаешь, что нам надо.

— Допрос в кустах, — ухмыльнулся Игорь и перешёл на беглый немецкий, обращаясь к пленному.

— Давай-давай…

— Фамилия его Хорст, — через минуту сообщил Довгялло старшему лейтенанту, — зовут Дитер-Мария…

«Имя какое-то бабское, — отметил Мустафа, — разве можно мужику давать бабское имя? Впрочем, у фрицев всё можно. Даже войну раскочегарить несмотря на то, что обещали этого не делать. И бумажки вроде бы какие-то подписали на сей счёт с товарищем Сталиным…»

Какие именно бумажки Гитлер подписал со Сталиным, Мустафа не знал — в это время сидел в лагере.

Гауптман Дитер-Мария Хорст был начальником снабжения артиллерийского полка.

— Коллега, — не удержался от подначки старший лейтенант, — едри тебя в корень!

Но, главное, Хорст поддерживал добрые отношения со снабженцами из других полков и имел родственника в штабе группы армий «Центр». Довгялло изложил всё это старшему лейтенанту и, окинув оценивающим взором фигуру гауптмана, прицыкнул языком — ведь точно на полтора центнера потянет. Хорст засёк этот взгляд и, незамедлительно взвыв, вскинул руки в молящем движении — он всё понял правильно.

— Чего это он? — насупился Горшков.

— Просит его не убивать.

— Но и тащить эту тушу через окопы — вещь почти невыполнимая…

Довгялло развёл руки в стороны — не ему, мол, решать этот вопрос, — прикрикнул грозно на гауптмана, тот мгновенно стих словно бы поперхнулся своим воем, плечи у него обречённо опустились.

— Пощупай его, Игорь, потщательнее — что он знает… Чтобы нам быть уверенными — маяться и потеть будем по делу, а не ради какой-то пустышки.

Довгялло бодрым тоном заговорил с гауптманом, язык он знал отменно, лопотал, как заправской немец, бегло и весело. Гауптман на вопросы Игоря отвечал быстро, почти не задумываясь, старший лейтенант внимательно следил за ним, старался понять: пленный просто-напросто вымаливает себе жизнь или действительно много знает. Если он и вправду много знает, то всё-таки придётся тащить через линию фронта на своих плечах…