– Ну, да, монетка не потребовалась, – зачем-то сообщил общеизвестный факт Яранцев. – Вызов экстренных служб – бесплатно.

– Именно, – согласилась Зинаида. – В МВД есть свои списки, сориентировались – им же лучше, не делать лишнюю работу. С гражданкой Захаровой, обнаружившей труп, мы еще поговорим, но это формальность. Корчак считает, что смерть наступила в промежутке от одиннадцати вечера до полуночи, то есть как минимум девять часов назад. В то время гражданка Захарова еще не вернулась с дежурства.

– Он местный, говорите… – задумался Платов. – С улицы Адама Мицкевича…

В польских поэтах, публицистах и общественных деятелях майор разбирался плохо. Но деятель, безусловно, прогрессивный, если его именем назвали целую улицу в центре Москвы. При проклятом царизме ее знали как Большой Патриарший переулок.

– Да, несколько минут ходьбы, – согласилась Зинаида. – Жена Гаранина уже была здесь, металась, плакала. Вдову увели сотрудники милиции. По ее словам, был поздний телефонный звонок, Гаранин расстроился, оделся и ушел. Сказал, что скоро вернется. Охрана чиновнику не положена – только водитель со служебным транспортом. Жена особо не волновалась, легла спать. Утром проснулась, стала нервничать, звонила зачем-то мужу на работу… Это точно соседка ей проболталась. – Зинаида тряхнула обработанными лаком волосами. – Мы долго Захарову не держали, выслушали и взяли координаты места проживания.

– Так я не понял, – нахмурился Платов, – это убийство или естественная смерть?

– Хороший вопрос, Никита Васильевич, – хмыкнул Белинский. – Это может быть даже самоубийство. Принял, например, яд и умер мгновенно. Обратите внимание, лицевые мышцы заметно напряжены. Или, скажем, случился инфаркт – сел на лавочку после волнительной встречи, почувствовал недомогание, но даже встать не успел – случился удар…

– Обе версии Захарова опровергает, – сказала Зинаида. – Во-первых, Гаранин был здоров как бык, несмотря на свой не юношеский возраст. Проблемы с суставами, садящееся зрение, бронхи от длительного курения – этим можно пренебречь. Даже волнительная встреча едва ли повлечет такой удар. С суицидом тоже мимо – человек был улыбчивый, добродушный, со всеми здоровался. Недавно купил дачу в ближайшем Подмосковье. Завтра, в субботу, собирался с женой в Большой театр на «Князя Игоря», уже билеты взяли. Супруга убивалась, вы не слышали: как она пойдет с мужем в театр, если муж умер? Действительно… как? Я к тому, что он не производил впечатления человека, готового свести счеты с жизнью. Всякое, конечно, бывает… разбираться надо.

– Я бы точно с собой что-нибудь сделал, заставь меня пойти на «Князя Игоря», – признался Олежка. И пояснил, когда все на него уставились: – Не люблю балет и оперу, тоску наводят. Моя Светлана до сих пор вспоминает, как я в Новосибе лезгинку танцевал на ступенях тамошнего театра, когда узнали, что спектакль переносится.

– Да ну тебя, – отмахнулся Никита.

Он пытливо разглядывал покойного, подошел ближе. От мертвеца уже попахивало, хотя процесс разложения еще не начался. Игорь Валентинович, кем бы он ни был, имел представительную внешность. Он продолжал недоумевать. Но, видимо, начальство знало больше рядовых исполнителей. «Оперативно среагировали, – мелькнула мысль, – еще ведь только утро». Он задержался в архиве, куда поехал к восьми утра – того требовали текущие дела. Коллеги уж работали, его перехватил вахтер в архиве, вовремя снявший трубку.

– Сколько лет потерпевшему?

– Пятьдесят восемь или пятьдесят девять, – откликнулся Олежка.