– У джиннов есть душа?

Во мне говорит то ли желание спровоцировать его, то ли узнать, хотя то, о чем он говорит, звучит слишком фантастично. Зейн усмехается.

– Только душа у нас и есть. Рожденная волей Аллаха в цветущей после дождя пустыне, свободная и своевольная, как внезапно возникающая песчаная буря… Разве ты не чувствуешь отголоски этого вихря в своем сердце, Ли?

В первую секунду мне хочется съязвить, но я тут же понимаю – Зейн прав. Все внутри противится этой правде, потому что я знаю: она изменит мою жизнь. Хочу ли я этого? Нет. Меня устраивает то, как я живу сейчас: любимая работа, путешествия в реальности, ни к чему не обязывающие романы во снах. Этот самоуверенный араб с зелеными кудрями – прямая угроза той хрупкой стабильности, которую я с таким трудом выстраивала после того, как мы с мамой остались одни. Зейн не замечает, что я напряглась. Или предпочитает делать вид, что не замечает, продолжая рассказывать о существах, которые до сегодняшнего дня были для меня исключительно персонажами из детских сказок.

– Конечно, существуют и женщины, джинири. Но среди детей, рожденных от союза джинна и человека, я никогда не встречал девочек. Особенно таких…

– Каких? – Не могу удержаться от вопроса, хотя знаю, что Зейн ждет, что я задам его.

Он вдруг оказывается близко. Так близко, что запах шафрана, которым пахнет его кожа, становится сильнее окутавшего шатер аромата благовоний. Ловлю пристальный взгляд. У Зейна темные, почти черные глаза, но вокруг зрачка, подобно пескам Сахары, сияют золотистые искры. Его глаза – неутоленная жажда и обещанный оазис, песчаная буря и первые капли дождя. Я смотрю в них, и начинаю терять нить иллюзорной реальности сна.

– Таких самостоятельных. Таких умных. И таких сладких… – он произносит последнее слово, и оно отдается в сердце легкой тахикардией. Это какой-то бред, наваждение. Он почти целует меня в шею, когда в сознании проносится короткая и резкая мысль: «Нельзя!» Зейн полностью владеет ситуацией. В отличие от меня. Отстраняюсь, пытаясь сохранить остатки самообладания.

Этот мужчина – не один из тех, к кому я могу прийти, зная, что наутро мое лицо и тело навсегда исчезнут из воспоминаний. Его сны мне не стереть. Более того, он без спроса ломает границы моего собственного сна. Сближаться с ним – неоправданный риск, идти на который я не готова даже ради самого сильного оргазма. Почему-то в том, что секс с ним будет потрясающим, я не сомневаюсь: двое сновидцев в одной, пусть и воображаемой, постели – гремучая смесь фантазий и возможностей для их удовлетворения. Будет? Господи, Ли, о чем ты думаешь?..

Воздух между нами сгущается, превращаясь в тягучую, наполненную дымом базилика и розмарина, чувственную субстанцию. Мне хочется разрезать ее лежащим на столе ножом, а после попробовать на вкус, облизнув острое лезвие.

– Ты сама пришла ко мне. – Мягкий голос Зейна обволакивает сознание, искушая отказаться от возражений и от одежды. – Что же останавливает тебя сейчас, девочка-джинн?

Я могу избавиться от соблазна, просто проснувшись, но мне мучительно хочется остаться. Немного флирта и игры – это ведь еще не преступление?

Кладу руку на грудь Зейна, чувствуя, как бьется под моей ладонью его сердце, и отталкиваюсь, падая назад, подобно летящей в кроличью нору Алисе. Очертания шатра дрожат и расплываются, воздух, кислорода в котором и так осталось меньше, чем секса, обретает цвет и консистенцию. Он становится водой, настолько чистой и прозрачной, что проникающие с поверхности солнечные лучи преломляются, рисуя на наших лицах блики света. Легкие заполняются водой, и это так естественно, будто за неимением жабр я дышу кожей. Музыка звучит приглушенно, пока не пропадает совсем. Я больше не выгляжу, как танцовщица, а Зейн не выглядит, как бедуин. На мне – легкое платье из полупрозрачного шелка, на нем – ничего.