— Это так важно?
— У госпожи Никольской легко узнаваемая походка. — Ксения бросает взгляд на Тамару, которая отошла к рабочему столу, и добавляет еле слышно: — Специфичная… Она двигается резко и часто проводит ладонью в воздухе. Вот так.
Ксения чертит рукой строгую линию от себя ко мне.
— Я покажу вам ролик. Но самое главное — она очень любит высоченные каблуки.
— Плохо, — выдыхаю я.
Ксения вспыхивает, пугаясь, что Тамара нас услышит. Она снова оглядывается через плечо, но через мгновение робко улыбается.
— Самую высокую пару можно убрать, — произносит Ксения. — Неприятности ни к чему. А вот с этими придется совладать.
И она протягивает мне две фирменные коробки. Я опускаюсь на пуфик и примеряю первую пару — босоножки с черными бархатными лентами на среднем каблуке. Хотя с моей любовью к кроссовкам даже он выглядит травмоопасно.
— Вот ролик. — Ксения наклоняется ко мне и запускает видео на планшете.
Минут пятнадцать я сосредоточенно смотрю в экран. Пытаюсь запомнить манеры другой девушки. Ксения оказалась права, Любовь Никольская двигается стремительно и даже, пожалуй, агрессивно. Как будто хочет сразу донести до окружающих мысль, что с ней лучше не шутить.
Я поднимаюсь с пуфика и перевожу взгляд на большое зеркало напротив. Нужно сосредоточиться и как-то скопировать. Хотя какая из меня актриса… Но я пробую. Делаю несколько шагов, потом возвращаюсь к ролику, потом снова прохожу перед зеркалом. Мне не хватает пластики — не в том смысле, что я хочу быть гибче и элегантнее, а в том, чтобы почувствовать свое тело как пластилин. Все-таки это отдельная профессия, люди оканчивают актерские вузы, чтобы решать подобные задачи.
— Лучше, — сухо комментирует Тамара через час, когда мне уже хочется сыпать проклятиями.
Ксения передает мне вторую коробку, в которой я нахожу зеленые туфли на шпильке. Борьба с ними занимает еще час. У меня не выходит повторить походку Никольской на сто процентов, но на конкурс двойников я уже гожусь. Особенно когда я переодеваюсь в ее одежду, а стилист не жалеет украшений.
Тамара подходит ко мне вплотную и поправляет локоны. Я замечаю, как ее взгляд теплеет, подсказывая, что ей нравится то, что она видит. Но она молчит и передает меня в руки следующему мастеру. Меня снова заставляют тренировать походку, разрешая отвлечься лишь на кофе с круассаном с персиковой начинкой, потом подводят к разным предметам мебели и показывают, как я должна садиться на стул или диван.
Как поправлять спавшую с плеча сумочку.
Как смотреть на наручные часы.
Каким тоном разговаривать.
Каким смехом смеяться.
Как пользоваться списком контактов в сотовом.
Этих “как” так много, что я почти плачу от счастья, когда дело доходит до вечера и меня отпускают отдыхать. Я поднимаюсь на второй этаж вместе с Ксенией, которая вызвалась показать мне мою спальню.
— Продуктивный день, — замечает она, чтобы сгладить повисшее молчание. — Я скажу, чтобы вам принесли ужин в комнату.
— Нам обязательно общаться на “вы”?
Ксения задумывается, а потом виновато закусывает нижнюю губу.
— Вы можете обращаться ко мне на “ты”, Любовь Никольская обычно так и общается с помощниками…
— Да, мне сегодня об этом сказали.
— Но мне нужно обращаться к вам на “вы”. Лучше не нарушать правила, чтобы потом не сбиться.
— Это да. — Я киваю. — А если честно, у меня получается? Я смогу изобразить ее?
— Я думаю, да. Вы очень похожи. Как близняшки…
— Но голоса все-таки разные.
— Вокруг вас будут свои люди, а чужим можно просто фыркать.
Я коротко смеюсь, представляя себе эту картину.