Я слушаю Олега и невольно с ним соглашаюсь.
Стас, я теперь словно вижу тебя, прежнего, страстного спорщика и мыслителя. Ты всегда отличался оригинальностью мысли. Но сейчас не могу представить, не знаю, что ты можешь сказать в ответ на моё письмо.
После той неудачной авантюры с заводом мы не прекратили свою работу. И решили ставить магазины, развивать базары. И тут уже началось прямое предупреждение от инаких структур в наш огород. Они стали просто подло себя вести. И в конце концов начали уничтожать физически все наши торговые предприятия. Но ты же знал всех, кто занимается такими делами. Хотел по закону их наказать. Но разве это было возможно в том мире, обуянном злом? Дальше ты знаешь, что произошло…
Ты, может быть, не понимаешь, что задумывают и о чём говорят мои новые друзья. Зачем им нужно туда, в далёкие девяностые.
Не приводя всех мудрёных раскладов, которые мне пытаются объяснить мои друзья, расскажу, как сам вижу. Не подключать же примеры из какой-нибудь квантовой физики. Или говорить о теории струн и теории поля.
На том языке образов, который мне доступен больше всего, всё выглядит так. Где-то там, в начале девяностых (в который раз в истории), был установлен тёмными силами (скажу понятными словами) «прибор», условно называемый «преобразователь ненависти». Что это такое? Не понял я, материальная ли у него основа или это нечто, что нельзя потрогать.
Но излучает «оно» страшно губительные лучи, которые в конечном счёте подвигают людей, говоря по-простому, к злу. Ну, это что-то наподобие Алатырь-камня, только наоборот. Если этот камень, по преданию, даёт силы, умножает добрые деяния, то эта установка наоборот – усиливает всякое движение к гибели, к вражде, к ненависти. Этого и надо добиться от людей в масштабном плане инаким сущностям, чтобы случился выброс энергии. Ничего личного, только энергия для их деятельности.
Остановить процесс из нашего этого времени, из которого я пишу тебе письмо, уже невозможно, и мои друзья отправляются – туда на тридцать лет назад.
Мне запомнился твой последний день. Наш с тобой разговор. После суда ты ходил в приподнятом настроении. И даже изменил своим привычкам. Стал надевать на работу костюм с галстуком. А ведь раньше ходил, как большинство бывших спортсменов, в тренировочном костюме. Я решил поиронизировать над тобой. Был уже вечер, мы заканчивали подсчёты выручки и собирались домой.
Ты ходил по офису какой-то возбуждённый, говорил, что теперь начнётся у нас процветание. Я пошутил:
– Да, ты уже вон начал цвести: на каждый день костюм и галстук.
Ты остановился рядом с моим столом, как-то посмотрел на меня пристально, сказал:
– Я меняюсь, хватит казаться шаромыжниками. И ты меняйся.
Ты сказал это внешне уверенно, но было что-то в твоих глазах, в голосе, что меня заставило вздрогнуть. Будто бы ветер небытия пронёсся по комнате. Я это состояние запомнил, словно что-то мне подсказывало, кто-то предупреждал о чём-то. Но я отогнал от души тревогу… Как я часто и подолгу вспоминаю тот твой последний взгляд.
Ты сказал тогда, что всё, работать сегодня хватит и ты уезжаешь домой. И чтоб я сам закрывал офис.
Больше в живых я тебя не видел. Хотя мне хоронить тебя не пришлось… Умершим я тебя не видел. И это только дополнительная надежда на хороший исход. Что, может быть, ты жив…