Печальный монолог помощника по воспитательной прервала молодецкая строевая песня, исполняемая всего двумя военнослужащими, выдвигающимися со стороны КПП через плац, в направлении казармы батальона связи.

– Толик, что ты делаешь, Толик, закажи лучше столик, посидим, побухаем, табуретки сломаем.

– Хорошо поют! – восхитился помощник командира бригады. – И песня такая знакомая! А чего они с рюкзаками?

– У меня, наверное, дежавю, – пробормотал комбриг, всматриваясь в вояк, марширующих по плацу.

– «Дежавю» хорошо в китайской кухне готовят, в кляре, с кисло-сладким соусом, – опять встрял помощник.

– Да уймись ты, постылый!

– Смирно! Равнение направо! – заорал один из этих бравых военных.

Оба, чеканя шаг, лихо промаршировали мимо комбрига и помощника.

Комбриг кинул руку к папахе, опомнился и заорал:

– Стоять! Эй, вы, оба, – ко мне, по одному, перекатами!

– Товарищ полковник, основной радист группы, выделяемой на специальные учения, майор Артемьев, – отчеканил офицер, первым приблизившийся к командиру бригады.

– Да еще и не один, а с братцем. Вы-то тут каким образом? – простонал комбриг, здороваясь за руку с каждым близнецом.

– Товарищ полковник, нас отобрали методом тестирования: начальник направления зачитал только одно слово и сказал, кто первый на него правильно ответит, те и пойдут на задачу.

– Вот мы первые и выпалили, – буркнул второй брат-близнец, поправляя за спиной рюкзак.

– А что за слово-то? – встрял помощник комбрига, немало удивленный происходящим.

– Военная тайна!

– Идите в казарму, завтра собираю всю группу в классе; оперативным офицером буду сам, – заявил комбриг и махнул рукой, отпуская близнецов.

– А чьи это такие щечки, а у кого у нас такие заплывшие жиром ушки, – радостно тискали майора Пачишина братья Артемьевы.

– Уйдите, упыри, – отбивался от них указкой для карт Пачишин, – ряхи-то на шпионских харчах наели, животы отрастили, занесла вас нелегкая в новый облик.

– Иди к нам, шалунишка, мы тебе подарок приготовили! – приманивали братья майора.

– А чего за подарок? – майор заинтересовался, отставил указку в сторону и подвинулся поближе.

– Тебе понравится, сладкий наш, невинный презент в твоем извращенном вкусе. Мы как узнали, что на встречу с тобой попадем, все секс-шопы да колхозные рынки оббегали, чтобы тебе, шалунишке, угодить!

– Ну-ка, ну-ка, покажите, – заявил Пиотровский, сидевший рядышком за партой и пытавшийся перевести с французского слово, выцарапанное на ней каким-то негодяем.

– Отвали, любитель кожи и латекса, – отгоняли братья Пиотровского, одновременно доставая из-под парты пакет.

– Неужели костюм Бэтмена? – осведомился Пиотровский. – Если Пачка не возьмет, я в коллекцию заберу.

– Да ты и кувалду из МТО в коллекцию забрал, и два мешка цемента, кафель в ванной подправить, – возмутился Пачишин. – Не отдам, мое! – Он выхватил пакет у одного из близнецов и в две секунды достал содержимое.

В руках оказалась большая резиновая маска Шрэка.

– Ха-ха, – заржал Пиотровский, – ну и рожа! Так тебе и надо! Близнецы, ну вы и чудаки.

– Ой, извини, милашка, а вот и твоя масочка, – ответил второй близнец и достал из-под парты точно такой же пакет.

– Если там принцесса Фиона, то я не надену! – возмутился Пиотровский.

Маска оказалась ослиной.

– А почему у него – бременские музыканты, а у меня – маска Шандыбина? – возмутился Пачишин, никогда не смотревший Шрэка.

– Меряй, она, между прочим, за евро куплена и в приличном магазине, без канцерогенов и прочих вредных добавлений.

– Моя, по-моему, с запахом клубники, – заявил Пиотровский, принюхался, осторожно натянул маску, повертел головой и довольно «иакнул».