Проснулся практически мгновенно с чистой незамутненной головой. Мои разведчики уже пили кофейный напиток и разминали затекшие суставы. Я пооткрывал рот, уравновесил давление. Бахраджи молча протянул мне кружку с напитком и маленький бутербродик с салом. Хоть перед высадкой и запрещается принятие пищи, плевать: когда удастся еще прекусить чем-нибудь? Из кабины летчиков вышел офицер по выводу. «Информатора» нигде видно не было. В грузовом отсеке он, что ли? Глянул на иллюминатор. Шторки на нем уже нет. Грузовой отсек уже пуст.

– Пехотиин! Ровно час до места! Летчики начали заход на точку отделения согласно расчетам, – проорал вэдээсник, – начинай переодевать своих! Десять минут тебе время, и идем паковать модуль.

Пришлось, поеживаясь, переодеваться в специальную форму. Если в гермокабине такая холодрыга, то какая же тогда в грузовом отсеке? Переоделись, повертелись. Напялили куртки-«аляски» и уже в последнюю очередь натянули непромокаемые комбинезоны. Одеты, готовы. Рюкзаки в руки, оружие – на грудь. Офицер вывода выпускает нас в грузовой отсек. Ох ты! Да тут действительно мороз. Группы, скорее всего, высадили черт знает еще когда. Майора-«информатора» нигде нет. Да и хрен с ним, с этим странным майором. Может, у него своя какая-то неведомая задача, про которую нам не дано знать.

Наш модуль стоял на системе сброса, опутанный ремнями и фалами. Начали устанавливать рюкзаки и контейнер с аппаратурой на штатные места. Вэдээсник ползал вокруг, проверял «законтрованность» приборов, систему сброса, фалы плота и прочее.

Так просуетились достаточно долго. Дотошный офицер придирался к каждой незначительной мелочи. В работе и на морозе страх перед высадкой и падением в морскую бездну с высоты нескольких тысяч метров улетучился. За двадцать минут до назначенного времени мы расселись по местам, и я надел летный кожаный шлем и подсоединил штекер ЛПУ (летного переговорного устройства) к розетке на борту модуля. Вскоре в наушниках раздался голос вэдээсника:

– Три, два, один! Как слышишь, как слышишь, Ноль два, как слышишь?

– На связи Ноль два! Слышу на пятерочку! Все на штатных, к высадке готовы!

– Принял тебя, Ноль два, принял! До отрыва десять минут! Обратный счет даю через одну малую, одну малую! Командир экипажа вышел в расчетный эшелон, противника нет.

– Да понял я, понял! Осталось девять малых, – ответил я словоохотливому десантирующему и отпустил тангенту. – Бахраджи! Команда «сорок»! Выполнять! Немедленно!! – проорал я своему разведчику.

Матрос молниеносным движением достал из-за пазухи непромокаемого комбинезона фляжку и открутил колпачок. Быстро отхлебнул сам, передал Ковалеву. Радист сделал мощнейший глоток и предал Рыхтенкеу. Матрос-разведчик, чукча Рыхтенкеу тоже сделал добросовестнейший глоток и передал фляжку мне. Я ее уже допил до конца. Выдержанный армянский коньяк легонько просочился в желудок и разлился блаженным теплом. Матрос уже протягивал мне прикуренную сигарету. Еще в Афганистане на одной из первых засад, проведенных разведотрядом «Ильич», я, потроша расстрелянный автомобиль, нашел несколько блоков американского «Кэмела». Теперь их только и курю. Даже «блатные» болгарские и наша «Новость» с «Кэмелом» не сравнятся. Последняя пачка закончилась у меня в санатории. Но благодаря тому, что группу готовили так серьезно, я смог надавить на обеспеченцев, и нам выделили два блока того самого настоящего курева. Легендирование оно и есть легендирование! И пусть попробуют тыловики это оспорить. Куря в кабине десантирования грузового модуля, я нарушал все мыслимые и немыслимые запреты и инструкции. Несколько сотен метров парашютного перкаля, грузовой отсек летящего самолета. Да плевать! Может, нас уже через пару минут в живых не будет.