– Пойдем в мою келью, коли так.
Игумен приказал принять и накормить прибывших и их лошадей и легкой походкой направился к одному из жилищ.
Выслушав Вельяминова, Сергий долго молчал, вглядываясь в боярина пристальным взглядом. Василию Васильевичу вдруг привиделось легкое свечение над головою святого, он невольно перекрестился.
– Отпустишь своего монаха, отче?
Игумен словно очнулся от какого-то потустороннего созерцания.
– Как же я могу воспретить, коли Господь на подвиг раба своего призывает? Ступай, боярин, отобедай с ратными твоими, чем Бог послал. После отслужу молебен во благо великого начинания, и тронетесь обратно.
Вельяминов, желавший отъехать в Москву не теряя ни минуты, кивнул головой в знак согласия. Он невольно почувствовал силу и спокойствие, исходящие от святого человека. Ударившись при выходе об косяк плечом, боярин неуклюжим медведем покинул келью и зашагал к коновязи.
Сергий вышел следом. Вернулся к стройке. Негромко окликнул Симона, легким кивком пригласил его следовать за собою к церкви. Перекрестил и поведал, что надлежит монаху сегодня же ехать в стольный город и далее до Киева, чтобы помочь княжеским людям вызволить из неволи митрополита всея Руси. Всмотрелся, словно видя впервые, в лицо Симона, слегка побледнел, будто узрел что-то невидимое и страшное.
– Благословляю тебя на подвиг сей, брат Симон! Не может Церковь наша быть без Алексия, яко тело без головы! Мужественен будь и тверд во всем, и Господь не оставит вас! Готов ли ты, сын мой?!
– Готов, отче, – тихо ответил монах, вставая на колени и наклоняя голову. Получив благословение, он еще некоторое время оставался в этом положении и не мог видеть пронзительно-грустного прощального взгляда великого русского святого…
Когда отъезжающие сели на коней, Сергий подошел к Симону и негромко произнес:
– Дозволяю тебе, чадо, кровь пролить противников ваших во имя спасения великого мужа русского!
– Спасибо, отче. До встречи!
– Ну, с Богом!!
Он вновь пристально-долго смотрел вслед москвичам, пока те не скрылись за поворотом лесной тропинки. Хорошо знавший игумена еще по Троицкой обители монах заметил выражение лица Сергия и подошел к нему:
– Он что, более не вернется?
– Попроси нынче вечерней молитвой Господа за брата нашего Симона, брат Роман, – тихо ответил наставник. Не сказав ничего более, он вернулся к бревну и выдернул из него свою секиру.
Симон быстро освоился с забытым уже ощущением седла под собою, с тряской рысью откормленного жеребца. В обители он переоделся в зипун и порты, оставив на голове лишь скуфейку. Встречный ветер трепал его завязанные хвостиком длинные волосы, длинную бороду. Случайно бросив взгляд на нового спутника, Василий Васильевич поразился: бледное лицо того было светло и прекрасно в неведомом душевном порыве.
Потом был краткий визит по пути в родной дом под Коломною и короткая встреча с Аленой, Федором и прочей родней. Затем отобранные для похода ратные обозом добирались до Смоленска. Здесь возникла неожиданная задержка. Их поджидали две одинаковые крутобедрые ладьи, устойчивые в любую погоду, но не слишком скорые на весельном ходу. Иван потребовал заменить одну на более короткую и узкую.
– Бери, что дают! – небрежно бросил водивший их по причалу служка. – Тут тебе не Москва, нечего рот воротить…
Голос его пресекся, глаза округлились, когда они узрели вылетающий из ножен Ивана холодный голубой булат. Колени сами подогнулись и коснулись бревенчатого настила.
– Тебе что, тля поганая, приказ боярина твоего уже не закон? – зло произнес москвич. – Или ты так от имени князя своего баешь? Так я и до него дойду, колени преклоню и о кознях твоих донесу, пес! На то у меня грамотка с собою имеется от Дмитрия Ивановича. Тогда тебе боярам Святослава Ивановича придется объяснять, отчего обещание одного князя другому не выполнено! Или ты, злыдень, желаешь поссорить Смоленск с Москвой, едва твой князь место отца своего упокоившегося занял?