– Со зла, маменька, со зла. Ой, со зла.

Гости вскочили со своих мест и вытянули шеи, чтобы лучше видеть происходящее. Шум и крики разбудили папеньку. Тот зевнул, а потом растерянно заморгал, словно пытаясь понять, где проснулся и что это за цирк вокруг него творится. Сестры-гиены перестали хохотать и взялись грызть ногти. Дедуля-жених так и сидел на полу, но смотрел на меня с восхищенным прищуром, в котором читалось: «Ай да девка! У-у-ух, страстная!» Похоже, этому кощею нравились боевые женщины.

Вдруг я почувствовала резкую боль в макушке, словно сбоку ко мне подкрался кровожадный индеец и вознамерился снять с меня скальп. Это маменька вцепилась мне в волосы и ядовито зашипела в ухо:

– А ну-ка отойдем в коридор, негодяйка, поговорим.

– Маменька, если вы сейчас же не разожмете свою клешню, случится драка. Я вам обещаю.

Маменька оценила угрозу в моем голосе и перестала изображать из себя индейца, помешанного на скальпах. Поправив прическу, я с чувством собственного достоинства последовала за ней в небольшой коридорчик при основном зале храма.

– Лиена! – зашипела эта горе-родительница. Брызги ее слюны разлетались во все стороны и оседали на моем лице. Глаза яростно сверкали. При каждом вдохе монументальная грудь рвалась на волю из корсета. – Мерзавка неблагодарная! Что с тобой? Я тебя не узнаю. Ты заболела? Потеряла рассудок?

Гости уже превратились в жирафов, до того вытянули шеи, подглядывая за нами сквозь дверной проем. Я захлопнула обе деревянные створки, лишив их этого развлечения.

Наверное, надо было уйти. Развернуться и с чистой совестью сказать этой отвратительной семейке: «Чао!» – но в новом мире перспектива оказаться без денег и крыши над головой несколько пугала. К бегству надо было подготовиться. Все сделать по уму.

– Вы хотели отдать Лие… кх… меня за старика! Ну что за подлость!

– Ты сама согласилась, – маменька гадко заулыбалась. – Всё честно. Я спросила твоего согласия, и ты от радости чуть из платья не выпрыгнула. Очень уж тебе не терпелось замуж, – и она добавила с глумливым смешком, – за сеньора Понте.

Помню-помню тот день.

Маменька вошла в мои покои безмерно довольная, вела себя со мной непривычно ласково, даже впервые в жизни назвала «доченькой». Вся такая добренькая, она усадила меня за стол и с фальшивой улыбкой объявила сногсшибательную новость: сеньор Понте попросил моей руки. Конечно, простофиля Лиена сразу подумала о наиболее молодом представителе этого семейства, а маманя не спешила ее разубеждать.

Формально меня никто не обманывал, но фактически…

Вместо молодого красавчика, объекта моих девичьих грез, мне подсунули его развалюху деда.

– Что ж, теперь я передумала. Свадьба отменяется, – я сдернула с головы фату, которая и без того сбилась набок от матушкиных манипуляций с моими волосами, и швырнула кружевную тряпку на пол.

– А не получится, – сладко пропела стерва. – Не получится, не получится. Брачный договор подписан. Выкуп уплачен и уже потрачен.

Тут разум Лиены поделился со мной новой порцией воспоминаний. Стало понятно, почему гадюка матушка смотрит на меня с торжеством во взгляде.

В Алика́нсе – так назывался этот мир – девушек замуж не отдавали, а продавали. Как коров на рынке, ей-богу! Кто больше заплатит – того и товар.

Но это еще полбеды!

Самое ужасное, невеста подписывала одну мерзкую бумажку. Писулька эта превращала бедняжку в бесправное имущество купившего ее мужчины. Семья невесты получала оговоренную сумму, а проданная девица – почетный статус замужней дамы.

Это с дурехой Лиеной и случилось. Услыхала фамилию Понте, растеклась влюбленной лужицей по столу и свою чертову подпись там, где не надо, поставила! Может, она и читала договор, но маменька, я уверена, нашла, как обхитрить глупышку.